Дук Жиото воспользовался этим. Дверь он сломать не смог, но после долгих усилий открыл окно. Увидел оставленный кем-то факел, зажег, осмотрел кухню — ничего интересного, — нашел в кладовой снедь, поел и поднялся на второй этаж.
Он долго ругался, обнаружив, что хозяева забрали все ценное, но после разыскал сундук, задвинутый за кровать, а в нем — серебряную посуду.
Сумка с драгоценностями, отобранная у Альфара, была наполовину пуста. В нее поместился большой кубок, несколько ножей и двузубых вилок. Жиото долго перебирал тарелки и чаши с выгравированными узорами, мучаясь от жадности, безуспешно пытался впихнуть в сумку. В конце концов сунул за пазуху большое овальное блюдо, на котором мог уместиться целый поросенок. У кровати нашел брошенный впопыхах темно-красный кафтан, подбитый мехом, с длинными широкими рукавами, нацепил его на себя и направился вниз. В округе полно домов, где-то могли остаться более мелкие и ценные предметы.
Он отодвинул засов на двери, сделал шаг — и получил ножом в живот.
Вернее, до живота острие не добралось, лязгнуло о посудину за пазухой. Дук выхватил меч, трое бродяг попятились. Долговязый, ударивший Жиото, поднял перед собой два ржавых мясницких ножа. Другой, с бельмом на глазу, держал дубинку, у третьего, кривоногого тощего старикашки, был молоток — не очень тяжелый, но с длинной рукояткой.
— Прочь, твари! — заорал Жиото. — Грабители, мразь! Прочь, или позову стражу! — он попытался рубануть старикашку, но тот увернулся.
Дук встал спиной к стене.
— А эта... — сказал долговязый. — А ты же ж не хозяин.
— Хозяин! — выкрикнул Дук.
— Та не... — протянул бродяга. — Я тутошнего хозяина помню, Бурут его кличут. Жена еще у него красива, толста така — страсть. А как же ж ее...
— Раша, — прошамкал старик, показывая слюнявые беззубые десны.
— А, во! — обрадовался долговязый. — Рашка, точно. А ты... Слухай, а я ж тебя ткнул — крови-та и нету. А чего так?
Край блюда виднелся в распахнутом вороте рубахи под кафтаном, и долговязый наконец заметил его.
— А, та вот же ж! — еще больше обрадовался он. — Это оно што такое?
— Серебро оно такое, — откликнулся старик. — Слышь, Лемех, он — как мы.
— Ага.
— Так чего мы тады разговариваем?
— Ага...
Третий, с бельмом, ни слова не говоря, ударил дубинкой.
Жиото отбил ее, махнул мечом на долговязого, ткнул факелом в лицо старику, прыгнул вдоль стены, но бельмастый преградил путь к отступлению. Замелькало оружие, по темной улице разнесся стук и звон.
Бывший тюремщик был хорошим бойцом, однако справиться с тремя не мог. К тому же тяжелый кафтан мешал двигаться. Старик с обгоревшими бровями шипел, норовя достать молотком до головы Жиото, долговязый беспорядочно полосовал воздух ножами, бельмастый, прыгая по мостовой, орудовал дубинкой.
— Стража! Грабят! — Дук тяжело дышал. Всякий раз, когда меч сталкивался с оружием бродяг, в груди екало. — Уродцы! Я — слуга чара, он растерзает вас, превратит в жаб, змей... — дыхания не хватило, и его голос сорвался.
Молоток высек искры из стены над самым ухом. Нож полоснул по руке. Дук, изловчившись, достал мечом бок бельмастого и вдруг увидел, что по улице за спинами бродяг кто-то медленно идет. Только сейчас до него донесся звук шагов, тихое лязганье и скрип.
— Зоб! — заорал бывший тюремщик. — Зоб, ко мне! Это же я, Дук, убей их... — тут бельмастый, согнувшись в три погибели и прижав ладонь к раненому боку, переложив дубинку в другую руку, попал Жиото по колену.
— Зоб!!! — Дук свалился под стеной, молоток ударил в камни над ним. Долговязый склонился, ухмыляясь, вытянул длинную руку с ножом. Глаза Жиото расширились, ржавое лезвие устремилось к его шее — и в следующий миг головы долговязого не стало, ее место занял железный шар с короткими шипами.
Бродяга упал. Бельмастый вскрикнул — шары пробили его грудь и отшвырнули к углу дома.
Третий противник не стал дожидаться удара, бросился прочь и тут же исчез в темноте.
— Уродец! — прохрипел Дук ему вслед, поднялся, пнул тело долговязого, ахнул от резкой боли в колене и привалился к стене.
Лич неподвижно стоял над ним. Когда дыхание выровнялось и боль в ноге немного утихла, Дук спросил:
— Узнал меня? Зоб, ты узнал старину Дука? Кто это так отделал тебя?
Монстр чуть покачивался, и это удивляло: раньше, если ему не отдавали какого-то приказа, он застывал в полной неподвижности. Сквозь трещину в шлеме выпученный, покрытый темными прожилками глаз, не моргая, пялился на Дука. Глаз был живым.
— Я — Дук Жиото. Мастер, наш хозяин, приказал тебе слушаться меня. Помнишь, да? Хозяин сказал: слушайся Дука Жиото, выполняй его приказы. А Дук Жиото — это я, меня так зовут... — бормоча, бывший тюремщик короткими шажками подступил к личу, приподнявшись на цыпочки, заглянул внутрь рассеченной головы. Он увидел зеленого паука с мохнатыми ногами, погруженными в мозговое вещество лича. Из продавленного тельца выступила темная кашица. Но паук был еще жив — ножки чуть подрагивали.
— Первые Духи... — пробормотал Дук, отступая. — Зоб, как же ты теперь?
Монстр вдруг сдвинулся с места, не отрывая подошв от мостовой, попятился. Голова его закачалась.
— Стой! — рявкнул Дук, и, к его удивлению, лич остановился.
— Хозяин говорил... — Жиото умолк, что-то обдумывая, и выкрикнул: — Теперь — я твой хозяин! Ты понял? Старого хозяина нет, он бросил нас! Твой хозяин я, Дук!
Отражаясь от стен и мостовой, крик разнесся по улице. Эхо смолкло, наступила тишина. Жиото смотрел на лича.
Тот кивнул.
Дук так и подскочил. У него возникло ощущение, что внутри Зоба что-то сломалось — и в то же время к монстру вернулась какая-то часть человеческого, живого.
— Я не дам тебя в обиду. Мы же друзья, Зоб. Я стану заботиться о тебе. Мы теперь — как братья, да? Ты помог мне, я помогу тебе...
Зоб опять кивнул.
— Надо здесь подтянуть и здесь, — продолжал Дук, обходя лича, постукивая кулаком по доспеху и поправляя колчан на плече. — Можно еще смазать. А почему ты в этих уродцев из арбалета не стрелял?
Он встал перед Зобом. Тот покачал арбалетом, замер.
— Разряжен, да? — понял Жиото, вновь обходя лича. — Это я исправлю, друг. Сейчас-сейчас, погоди...
Через некоторое время, смекнув, как открыть колчан, Дук вложил в него два десятка болтов из второго колчана на спине Зоба, задвинул крышку и повернул крючок-защелку.
Поразмыслив, снял с пояса сумку, затянул ее ремень на плече Зоба. Потом достал из-под рубахи блюдо, попытался просунуть за нагрудник лича, но доспех был слишком хорошо подогнан. Жиото махнул рукой и бросил блюдо на землю.
— Не жалко, — пояснил он Зобу. — Места слишком много занимает. Мы теперь всякое другое раздобыть сможем...
