— Благодарю, чтимый старший, ты успокоил мой страх, — абсолютно серьезно, совсем не изменившись в лице, смог произнести советник Канеко. — Зная, что не пострадает великое творение, с легким сердцем смогу искать выход из зачарованного этого мира.
Уголок чудных губ едва заметно дрогнул. Хотя падший не уронил себя чем-то столь приземленным, как хохот, пространство вокруг него словно потеплело, засмеялась сама текстура окружающей Сети. Точно в застывший мертвый пейзаж на мгновение вдохнули жизнь. Ангел находил человеческое упорство забавным.
— Ну уж нет, — произнес надменно, и в голосе этом сплелись звездная музыка и зов далеких пределов.
Тимур попытался уйти от атаки, но, рванувшись, застыл в беспомощной ярости. Свет, что пронзал насквозь это странное место, будто затвердел, сжался, пленяя. Советник Канеко мог оказать сопротивление не больше, чем пойманное в янтаре насекомое. Даже те немногие программы, что повиновались ему после сумасшедшего падения, теперь зависли, не отвечая на запросы. Единственное, что осталось доступно смертному, это его мысли и чувства. И если первые тоже замедлились, точно пойманные золотистой смолой, то вторые, напротив, обострились, как никогда остро воспринимая эти мгновения.
Дивное, чуждое существо совсем близко. Темно-карие очи хмурились непроницаемо и непостижимо. Музыка в шелесте поднимающихся крыльев — слишком яркий для человеческих глаз свет заслонило отблеском золота на белом снегу.
Лезвия-перья будто случайно задели висок, и от легчайшего прикосновения обожгло болью, потекла по лицу горячая влага. Под безраздельно внимательным и чуждым взглядом Тимур вновь ощутил себя ободранным уличным котярой. Только дохлой мыши в зубах не хватает.
Вслед за смущением — острая вспышка гнева. И вновь уголок бессмертных губ чуть дрогнул.
Опустилась на шею сильная, обжигающе горячая рука. И подняла за шкирку, точно продолжая аналогию с нашкодившим котом.
Тимур успел заметить, как напряглись широкие плечи, как замерли на мгновение лезвия-перья. А потом смертоносные крылья музыкой рассекли свети воздух. Земля со звоном ушла вниз, Тимур взмыл вверх, а желудок его, похоже, потерялся в нерешительности где-то посредине. Вторая беспощадно-сильная рука перехватила господина советника поудобнее, темные глаза смеялись беззвучным и абсолютно нечеловеческим весельем.
Уронит, сейчас уронит… Ками великие, вот это скорость!
Крылья заслонили землю и небо. Воздух пел и стонал, рассекаемый белоснежно-золотыми лезвиями. Будто тысячи тысяч клинков танцевали идеально слаженный танец. Они летели так быстро, так оглушительно ярко. Падение наоборот: падший словно перематывал назад безумный путь, что привел советника Канеко в эти глубины. Только на этот раз Тимура со всех сторон заслоняли крылья оттенков снега и янтаря. Программы-лезвия обнимали, закрывали, не давали жадному слепому хаосу вырывать куски памяти и личности.
Оп!
Ангел, точно преодолев невидимый господину советнику барьер, продолжал еще какое-то время взмывать по инерции. Затем, подбросив пассажира, подлетел к нему с другой стороны, ухватил более надежно. Тимур, который за ужасающие секунды свободного падения успел проститься с жизнью, сложить предсмертное проклятие и обнаружить, что холодный свет его более не связывает, взял себя в руки и волевым решением отказался сопротивляться. Что бы ни задумал чужеземный ари, примитивное убийство в его намерения не входило.
Советник Канеко не мог сказать, сколько продолжался этот полет. Время, как и все остальное, померкло под музыкой снежно-золотых клинков. Наконец падение их замедлилось, и Тимур смог ощутить иную гравитацию, отличную от той, которую порождал своим существованием ангел. Крылья мощно и целенаправленно ударили несколько раз, падший напрягся, гибко спружинил — советник Канеко догадался, что ари приземлился на ноги. Разошлись в стороны крылья, вновь открывая окружающий мир.
А потом ангел бесцеремонно уронил господина тайного советника на камни.
С приглушенным ругательством Тимур сгруппировался, перекатился. Несколько секунд лежал, прячась за упавшими на лицо волосами, пытаясь выровнять дыхание, мысли, волю. Приподнялся — руки предательски дрожали, но слушались. Вскинул взгляд.
И первым, кого он увидел, был исполненный спокойного достоинства и какой-то неброской гордости пожилой господин. Узкие, с ярко выраженной азиатской складкой глаза, согнутые возрастом плечи, умные руки. Если бы дипломатическую аватару Тимура состарить на сотню лет, и если бы годы те были прожиты достойно и полно, храня верность и честь в служении единожды поставленной цели, то выглядел бы он именно так. И неудивительно. Именно с этого лица Железный Неко списал призванный наделить мудростью облик.
Господин советник обреченно закрыл глаза. Лучше б его убили.
— Почтенный хранитель семьи моей. — Голос слушался хрипло и болезненно, но крика, который мог бы его сорвать, Тимур не помнил. — Вы оказываете нам честь своим присутствием.
— Отдохни, мальчик, — приказал ками, впрочем, отнюдь не зло. И повернулся к ангелу. — Аззиэль, благодарю. Этот ребенок, конечно, добавил нам всем седых волос, но с теми, кто горит ярче прочих, всегда бывает трудно. Я не хотел бы его потерять.
— Будем считать, я спасал собственное чувство соразмерного. — Даже фырканье ангела было подобно звездному гимну. — Не оставлять же в храме обезьяну с гранатой. Впредь не допускайте на рубежи своих деток.
— Нет, Аззиэль.
На этой уничижительной ноте вновь поднялись бело-золотые крылья, и надменный ангел заревом взмыл в небо. Уже через несколько секунд о присутствии его напоминал лишь отзвук музыки в осиротевшем воздухе.
Горный дух присел на каменную скамейку, оперся на потемневшую от времени трость, всем видом своим показывая, что готов ждать столько, сколько нужно будет непутевому его подопечному. Одного этого было достаточно, чтобы Тимур принялся со стоном отскребать себя от камней.
— Упрямое дитя, — покачал головой господин хранитель семейства Канеко.
Тимур взглянул на него из-под грязных прядей. Чувствуя себя именно что дитем. Не только упрямым, но и не слишком умным.
Дух-хранитель семьи не выглядел слишком впечатляюще, особенно по сравнению со злато-яростной красой падшего ангела. Но было в нем что-то глубокое, надежное, что заставляло вспомнить: а ведь разум этот на добрую сотню лет старше любого ангела.
Тимур, конечно, знаком был с преданиями собственной семьи. Еще до начала войн копирайта предок Канеко был оператором искина, названного Реоной в честь древнего ученого. Работали они на неромантичном и неэкологичном биопроизводстве. Реона, чаще откликавшийся на прозвище Лео, собирал из простых реактивов геном, год за годом тасуя и складывая бесчисленные сегменты по схемам заказчика. Имплантирование синтетического кода, контроль транскрипции новых белков и размножения клеток, отгрузка биоматериалов с дальней сырьевой планеты — все это сложно было назвать творческой работой. Но за десятилетия войн и потрясений, когда технологии геносинтеза успели устареть, обновиться и вновь вернуться в более грозном воплощении, биоинженер Канеко и его компьютер так сроднились, что под конец сложно было сказать, где заканчивается человеческий разум и начинается машина. В любом случае, к правнукам старого партнера Лео относился, как к своим собственным: помыкал, воспитывал и оберегал, безо всякой оглядки на видовую принадлежность.
