— Грея… — казалось, Къяртон Корсо отвлекся от доклада.
— Да, сэр.
— Продолжайте, прошу вас. Припоминаю теперь. Дело действительно нетривиальное.
— Место крушения термоплана было разграблено упомянутой бандой… — продолжал Кантор, соображая, сколько подробностей необходимо упомянуть. — Хайд практически не пострадал при крушении. Он отправился за помощью и заблудился в горах. Поэтому бандиты и не застали его. Он вышел к поселению только через двое суток. Леди Дориана получила несколько серьезных травм и могла бы погибнуть, но именно Флай спас ее, на себе вынес с горного плато и оказал первую помощь. Именно поэтому он и был задержан вскоре.
— Негодный преступник обрекает на смерть шестнадцать, то есть даже восемнадцать, человек, а потом спасает чудом выжившую женщину, рискуя быть пойманным и казненным…
— Именно так, шеф. Суд потом счел это обстоятельство смягчающим вину. Под тяжестью улик Флай признался во всем, однако он взял всю вину на себя, сообщников не выдал, не без основания рассчитывая на их помощь. Но даже не получив от своих сподвижников никакой помощи, он остался глух к доводам правосудия и нем, как бестия пучин. Состав банды выявить не удалось, улик для поиска сообщников оказалось недостаточно. Если у следствия и были подозрения то доказательств собрать не удалось.
— И Флай пошел в застенок один за всех, — резюмировал Къяртон Магнус Корсо. — Он должен быть весьма серьезно разочарован поведением своих соратников. И за годы тюрьмы у него накопился к ним счет. Кто–то в опасности, пока Флай на свободе, не так ли?
— Да, сэр.
— Вы ведь догадываетесь кто, Кантор? Я знаю, что у вас были подозрения относительно состава банды, и вы знаете также, что эти люди сумели распорядиться награбленным, заняв значительное положение в обществе. Или я ошибаюсь?
— Мои подозрения бездоказательны, бесполезны для правосудия и ничего не будут весить для нашего клиента.
— Если ваши бездоказательные подозрения могут кого–то спасти, то я советую попытаться их проверить. Впрочем, вы и без моих советов знаете, как поступить. Я могу помочь чем–то со своей стороны?
— Да, — без околичностей сказал Кантор, — мне нужны люди и транспорт.
Кантор подумал, что Корсо упомянет о рентабельности расследования, но тот ничего не сказал, видимо имея на этот счет какие–то свои резоны. Просто пообещал содействие.
После этого начальник предложил присесть и попросил ознакомить его с подробностями поездки на юг.
Кантор доложил довольно сухо, не особенно распространяясь. Однако он не мог не упомянуть о массе загадок, с которыми успел столкнуться. Таинственный аппарат в лесу и человек–саламандра живо заинтересовали главу управления. Так же, как и таинственное участие в этом деле мистера Бенелли.
— Вы что–либо уже поняли в происходящем? — осторожно поинтересовался шеф.
Кантор вынужден был признать, что мало понимает взаимосвязь событий.
— Именно когда престаешь что–то понимать, — сказал шеф, — начинаешь подозревать Карло Бенелли.
— Весь лимит номерных полицейских, который полагается мне, мой помощник уже задействовал для присмотра за этим господином, — вынужден был признать Кантор.
— Уж не просите ли вы у меня особых полномочий?
— Нет. Но считаю, что методы нашей работы следует подвергнуть пересмотру. В подобных ситуациях следовало бы создавать оперативный штаб, обеспеченный транспортом и эффективной связью.
— Гм…
— Когда один антаер и помощник или несколько помощников имеют дело с одним преступником или группой негодников, то перевес на нашей стороне. Когда же мы имеем дело с преступной организацией, то и противопоставлять ей нужно именно организацию. Систему.
— Полагаете, бывшая банда стала настоящей организацией преступников?
— Можно сказать и так.
— И сколько вам понадобится людей?
— Для начала около десяти человек. Точнее, дюжина. Вы правы, у меня есть подозрение, на кого покусится Флай. Лучше всего к каждому приставить по полицейскому. На всякий случай…
— Двенадцать человек… Гм… Хорошо, распоряжусь. Выбирайте людей по своему усмотрению. Транспорт… Могу дать вам одну карету и два паромотора. Они с завтрашнего дня будут в вашем распоряжении.
— Буду весьма признателен.
— А что вы думаете о смерти Хайда?
— Я думаю, — осторожно начал Кантор, — что мы имеем здесь дело не с убийством, а с самоубийством.
— Он сам задушил себя руками?
— Не так буквально. Я думаю, что убийца — фетч.
— Доппельгангер?
— Да.
— Значит, где–то в Мире бродит второй Хайд?
— Именно так. Более того, я полагаю, что в истории с Флаем мы имеем дело с явлением того же порядка. Пресловутый человек–саламандра — фетч.
— Доппельгангер Флая?
— Этого я утверждать пока не берусь. Но, думаю, мы скоро выясним это доподлинно. Саламандра — фетч, истинный или мнимый. Вот только, чей он двойник, я не могу сказать с уверенностью.
— Это все осложняет, с одной стороны, и упрощает — с другой. Как это поможет расследованию?
— Едва ли поможет. Скорее, помешает. Но я не могу ничего расследовать, не взяв такую рабочую гипотезу. Пытаясь доказать или опровергнуть ее, я узнаю истину.
— Ну что же, Кантор, действуйте, как считаете нужным. Привлекайте помощников, ели окажется мало, привлекайте столько, сколько сочтете нужным, — решился Къяртон Магнус Корсо и поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.
Кантор не ожидал столь благоприятного исхода разговора. Видимо, клиент действительно был настолько заинтересован в этом деле, что проявил небывалую щедрость.
— Вот еще что! — вспомнил будто бы вдруг Кантор. — Я навещал господина Мэдока. Оутса Мэдока… Одного из двух Пауков.
— И что же?
— Не знаю, пока не знаю… Они близнецы. Может быть… Вот я и думаю… С кем я разговаривал в действительности? С Оутсом или с Поупсом? Опять двойники… Повсюду доппельгангеры.
Нет, на Мэдока шеф никак не отреагировал. Это хорошо.
— Кантор, — сказал шеф, — распутайте этот узел. Если почувствуете, что не поддается — рубите сплеча. Я все улажу, если клиент окажется не вполне удовлетворен вашими действиями. Думаю, никто не хочет начинать отсчет трупов.
— Кроме Флая…
* * *
Флай направлялся к оптику.
Он сошел с эстакады городской железной дороги, на которой добрался до нужной улицы, энергично пошел по бульвару, примечая окружающее острым глазом.
Погода стояла прекрасная. Солнце едва клонилось к вечеру, продолжая дарить ясный свет и тепло, но ветерок нес прохладу.
Флай обычно не любил межсезонье, находя в нем нестабильность и сопутствующую душевную беспокойность. Весьма вероятно, потому, что всякие перемены в жизни были противны самой его натуре.
