— Я только об одном вас предупредить хочу, — Игорь подался вперед. — Поверьте, никто не заинтересован в гибели ни вашего сына, ни Оли. Но чтобы они оба остались живы, чтобы их отношения не взялось рубить Поле, а вы ж понимаете, Поле жалости не ведает… Так вот, четвертого августа они должны находиться в разных местах.
— А что будет четвертого августа?
— Если они не расстанутся, четвертого августа будет достигнута субкритическая величина кривизны радиуса. Ровно в 12:35 по московскому времени. Постарайтесь удержать вашего сына до этой даты в Московье. Или отправьте его в Европу, куда угодно, только подальше. А Олю мы отзовем в Селенград. Тогда не произойдет ничего страшного.
— Но она же вернется!
Игорь с улыбкой покачал головой:
— Нет. Она встретит другого человека. Просчитаны все мыслимые вероятности. Она забудет вашего сына.
— Мне важней, что будет при этом с моим сыном.
— Конечно, первое время ему будет тяжеловато…
— Я об этом и говорю.
— Послушайте, Иван Сергеич, об этом ли? Скажите честно, неужели вы желаете вашему сыну такой судьбы, как эта девушка? Конечно, если видеть ее раз в год, она может развлечь, позабавить, расположить к себе, как она расположила вашу жену. Но вы подумайте, что произойдет, если ваш сын будет видеть это шумное и суетливое создание каждый день. Помилуйте, разве ему, при его собачьей работе блокатора, нужна такая жена? Она же будет думать только о собственных амбициях, у нее есть дар, и есть соответствующее этому дару тщеславие. Этого ли ждет ваш сын? Она не будет заботиться о нем, она не поступится ни малейшим своим капризом ради него и в конце концов превратит в свою бледную тень. Ведь эта девушка еще и упряма.
— Полагаете, я сам этого не вижу? Я даже пытался ему растолковать…
— А вот этого — не нужно, — с улыбкой профессионального психиатра сказал Игорь. — Он же возомнит, что весь мир восстал против него, и начнет геройствовать. Не мешайте. Пусть он сам убедится, что сделал неправильный выбор. И не переживайте. Его судьба от него не убежит. Не волнуйтесь, даже если он в самом деле уедет на Венеру. Ничего страшного. Поживет там столько, чтобы новые впечатления вытеснили старую боль, и вернется.
— А Вещий Олег?
— Какой Вещий Олег?
— Ну, нашли же парня… Роберта Морозова…
— Иван Сергеич, дорогой, вы все правильно просчитали. Но! Вы просчитали вероятность появления этой самой математической абстракции, искривляющей Поле. И она появилась! Все, что сейчас наблюдает Служба, есть результат проявления этой кривизны. Не Вещего Олега вы спрогнозировали, поверьте. Вы спрогнозировали рождение нового Поля. А Роберт Морозов — ни при чем. Он обыкновенный реал-тайм корректировшик третьей ступени, через которого проявляются все эффекты кривизны Поля. Отсюда и наложение импульсов.
— То есть, Вещего Олега не существует?
— Разумеется. А вот вероятность ураганной инициации вашего сына вполне реальна.
— Ясно… Простите, а откуда вам это все известно? Кто вы такой, вообще?
— Я? — удивился Игорь.
И тут у Моравлина потемнело в глазах, он почувствовал, что падает. Больно ударился локтем, что-то с грохотом посыпалось сверху… Распахнул глаза, понял, что сидит на полу. А за окном сгущаются сумерки, хотя только что был белый день. Рядом с перепуганными лицами сидели на корточках жена и сын. Моравлин невольно оглянулся и опешил: никаких кресел за спиной не оказалось. Там была голая стена.
— Я заглядывала, ты задремал за компьютером, — быстро говорила жена. — Я пошла разобрать постель, и тут ты упал со стула.
Значит, это был сон. Странный сон.
— Пап?
Глаза у Ильи были обычные. Никакой мути, жесткая ясность бывалого блокатора. Моравлин попросил жену принести воды. Пить хотелось немилосердно.
— Все нормально? — спросил Илья таким тоном, каким друг к другу обращаются только офицеры Службы.
— Непонятно что-то, — признался Моравлин. — Слушай, вызови-ка Бондарчука. Пусть по остаточным следам поработает.
Бондарчук явился один, с мобильным сканером. Выгнал всех с “объекта”, заперся. Моравлин пока позаимствовал у сына резервный компьютер и отправился на кухню. Хотел убедиться в том, что ему привиделся кошмар.
Через четверть часа ему стало не до размышлений, сон это был или явь. Потому что версия Игоря о рождении нового Поля имела под собой куда более надежную математическую базу, нежели его прогноз о реинкарнации Вещего Олега. В прогнозе — перед собой можно и не лукавить — имели место некоторые натяжки. Полностью исчезающие, если учесть фактор искривления Поля. Конечно, некоторые неточности и погрешности имели место и здесь, но Моравлин был даже рад их наличию: по крайней мере, не очередная математическая абстракция. Но с оглашением своих выводов спешить не стал. Этот расчет станет основным его аргументом, когда потребуется удержать сына.
Бондарчук вывалился из комнаты в полном изумлении. Причем в изумлении, смешанном с хорошо замаскированным ужасом.
— Иван Сергеич, там ничего нет. И не было. Я взял след вашей ауры, след ауры вашей жены, Илюхи, но больше никого в этой комнате за последние сутки не было. Никого, обладающего аурой живого организма. Кроме мелких насекомых, само собой.
Моравлин отметил эту оговорку — “никого, обладающего аурой живого организма”. Илья тоже насторожился, вопросительно посмотрел на Бондарчука. Шифровальщик еле заметно кивнул. Илья шагнул к телефону, вызвал из базы нужный номер:
— Вась, тебе до Беляевской далеко ехать?… Ты рядом, да? Давай сюда. Беляевская, тридцать семь, квартира девятнадцать.
Пресловутого Ваську Цыганкова, про которого Моравлин наслушался еще в бытность свою прогнозистом Селенградского отделения, долго ждать не пришлось. Моравлин с интересом оглядел его. А сильно парень изменился. Два года назад был рослым, слегка мешковатым подростком. Сейчас выровнялся, превратился в мужчину. Конечно, отпечаток его антикорректорского дара был, что называется, на лбу прописан, но Василий приспособился. Моравлину Иосыч первым делом похвастался, что Савельев завербовал штатного антикорректора. Роскошь, которой не всякое московское отделение похвалиться могло. Антикорректоры со Службой не сотрудничали. А зря.
Зато теперь он начал понимать, кто такой Игорь. Антикорректоров вызывают на уничтожение блуждающих потоков. Мертвых потоков. Аур давно умерших людей, по какой-то причине продолжающих существовать в виде цельных сознаний.
Дверь комнаты держали закрытой. Василий вдвинулся в щель и почти тут же вылетел обратно. До Моравлина донеслись обрывки разговора.
— Ага. Он… — Это Цыганков. — А я думал — куда он из зала делся? Но его там уже нет. Опять смылся.
