услышат. Но придётся.
Хотя… человек пока не проявлял агрессии. Это остановило Сашу.
Руки тряслись. Не только от страха, его всё ещё морозило. Похоже, температура продолжала подниматься. В горле сильно першило, движения были спутанными и неточными. Может и промахнуться.
Но гость был неподвижен. Тихо сидел, глядя прямо перед собой. Он даже на Сашу бросил только один взгляд и тут же отвёл, будто того здесь не было.
Незнакомец смотрел куда-то за подъездное окно, давно не знавшее стёкол. На силуэты домов, слегка проступающие из тьмы в лунном свете.
– Говори, – Младшему стоило огромных усилий заставить свой голос не дрожать, звучать угрожающе. Да и самому не трястись. – Кто такой? Какого хрена подкрадываешься и молчишь?
Встретиться с ним взглядом не получалось. И что-то в этом было смутно знакомое, хоть и чуждое.
Конечно, человек наверняка давно узнал, что в доме кто-то появился. И то, что дверь на втором этаже не закрыта, а на площадке устроен разгром. При желании мог легко убить Младшего, пока тот спал.
Нельзя терять бдительность! Почему он не прихватил хотя бы пистолет? Сейчас тот ещё дальше, чем ружьё.
Человек не отвечал. Просто смотрел в никуда своим пустым взглядом. Снова странный ворчащий звук… Младший лихорадочно думал, что делать. Ситуация так себе. Бросаться за винтовкой и стрелять пока вроде нет повода. Пришелец не нападает и вроде бы не угрожает. Хотя любой поисковик на Сашином месте, от греха подальше, уже пристрелил бы этого ненормального. Видно же, что он не в себе. А всё непонятное – обычно опасно.
Уйти? Укрытие можно найти другое. Но в животном мире именно бегство всегда провоцирует атаку. И вещи? Не бросать же их… Закрыться в квартире? И что дальше? Сколько он сможет отсиживаться? К тому же там, в тесноте комнат, он потеряет преимущество манёвра. Опять-таки, покажет свою слабость.
Видя, что Младший сунул руку в карман, пришелец снова заворчал, уже более зло, напрягся и будто бы оскалился. Что-то он понимал, даже если и был зверем. Знаком с оружием?..
– Ладно. Сиди… человек. Не трону, – миролюбиво произнёс Младший и показал руки.
Убыр перестал скалиться, уселся ровно, снова потеряв интерес к Саше. Подумаешь, чужак.
Вроде странный лохматый тип успокоился.
Понимает ли он речь? В любом случае, нельзя делать резких движений, нельзя провоцировать. Говорили же про их сверхъестественную быстроту и силу. Хотя это могли быть враки из серии «у страха глаза велики».
Есть нож, на боку в чехле. На крайний случай.
Но Младший почему-то вспомнил не про кровожадных упырей, а про своего блаженного дядю. Да, тот более разумен. Но Гоша жил с людьми, его никто не выгонял. Что, если они не такие уж звери?
Ух, как шибает в нос вонизм! Мылся бы ты хоть иногда, мил человек. Хотя кто бы говорил. Просто один из них скитался гораздо дольше.
Их разделяло два метра.
Пришелец бормотал что-то под нос. А ещё начал слегка раскачиваться. Как маятник.
Дядя Паша рассказывал про взгляд убыров. Мол, многие от него сами такими делались. Не смотреть в эти глаза, пустые и одновременно бездонные…
Чепуха. Уже смотрел, и ничего не случилось. Обычные человеческие глаза. Чушь это всё и легенды. Глаза человеческие, сероватые, один с красным пятном, будто лопнула часть сосудов. Но вот если искра интеллекта в них и теплилась, то на уровне пса или кота. Хотя и здоровым-то в глаза смотреть бывает очень неприятно.
И всё равно с ним можно найти контакт, подумал Сашка.
Вспомнил, чему учила бабушка.
«Ты был как я. Я стану как ты. Не стой на пути, дай мне пройти», – говорить лишённым тела, если они тревожат.
«Ты мудрый, а я дурак. Ты видишь, а я никак», – говорить потерявшим разум.
Произносить про себя, молча. И тогда ни те, ни другие не тронут.
Интересно, она сама эти заговоры придумала?
Ерунда. Он не верил в магию, проклятья, присказки, заговоры и наговоры. Есть только психология… и физиология. Правила работы организма и то, что бывает, когда происходит сбой.
Эти правила говорили ему, что, если не готов драться насмерть и не хочешь убивать, лучше сделать всё возможное, чтобы разойтись мирно.
Может, подкупить его?
– Сейчас я открою волшебную банку и дам тебе пожрать, господин немытое чучело. Но только попробуй подойти на шаг ближе. Тогда я принесу волшебное ружье и… Бах! Мозги вылетят. Если они там есть… – Сашка говорил ровно и спокойно, как психиатр в кино.
«Надо более кратко. Ему тоже тяжело. Его мозг сейчас работает на пределе и всё равно воспринимает от силы одно слово из пяти. И только самые простые».
Каким-то образом Данилов понял, что человек его слушает. Хоть и не повернул головы, даже глазом не повёл.
«Он не виноват. Не он сделал себя таким».
– Ты. Не подходить. А то я стрелять, – повторил Младший.
Тот, как будто что-то поняв, посмотрел на Сашу.
– Я – не еда. Вот – еда. Возьми.
Хотелось надеяться, что чужак улавливает интонации, хотя и не понимает всех слов.
Но тот мгновенно оживился, услышав слово «еда». Повернул голову и будто бы втянул носом воздух.
Младший достал из прихожей банку, на всякий случай передвинув ружьё ближе к двери. Открыл ножом, демонстративно съел кусок мяса прямо с лезвия. А после прикрыл крышкой и катнул жестянку по заледеневшему полу к незнакомцу. Жир был белый и застывший. Даже ничего не вытекло. Похоже, говядина.
Банка остановилась прямо у ног бедолаги. Тот схватил ее, оторвал крышку одним движением (хотя та держалась на приличном куске металла), плюхнул содержимое себе на ладонь и начал торопливо, как голодный пёс, пожирать тушёнку!
Младший, кривясь, вытер нож и убрал в ножны.
– Приятного аппетита.
Бродяге понадобилось меньше минуты, чтобы опустошить четырехсотграммовую заринскую банку. Аппетит у него был волчий. Мало какой обжора управился бы за это время. Да ещё без хлеба.
После этого он съел несколько пригоршней снега, который занесло в подъезд через окно, и вытер лицо рукавом.
Младший мог дать ему ещё и кусок собачьей жилистой вырезки. Той, что он недавно отрезал от ещё одной падали. Саша долго варил её, упаковал плотно в целлофан, да так и не решился пока попробовать. Наверное, чужак и дохлую собачатину быстро уничтожил бы.
Но нет, это лишнее. Аттракцион щедрости имел свои пределы.
– Гр-рр, – исторг из себя чужак рычащий звук.
Похоже на слово «убыр».
Звук этот, вибрирующий и то нарастающий, то снижающий тон, звучал совсем не злобно. А даже, пожалуй, дружелюбно. Так мог
