Я своими глазами всё видела. Мы просто не успели. Доктор слишком быстро справился.
Айлз поджала губы, но, подумав, ответила:
— Если даже и так, мне-то что? Он переспал с Рейчел или нет, бросил меня гореть заживо в той палате или нет — неважно. Всё кончено. Я здесь. Он где-то ещё. Как и все остальные.
— Как ты заговорила, — женщина смотрела на Джо с мерзкой улыбкой на криво накрашенных губах. — Тогда кто, если не ты, рыдает по ночам, а?
Сжав подлокотники, блондинка целой ногой ударила по тазику с гипсованной водой, перевернув его на Анну. Белесые побеги стекали по её лицу, попадая в глаза и рот, а Айлз лишь прикрыла рот ладошкой.
— Господи, Анна, что же ты так! Совсем не осторожная!
К ней подбежал Мик, игнорируя несчастную женщину. Он помог Джо встать, первое время придерживая её, чтобы она снова привыкла быть без гипса. Он под команду Николая повёл оную в комнату, усаживая на кровать и демонстрируя уже стоящую на полу коробку.
— Это тебе, — парень подал её Джо. — Надеюсь, подойдут.
Блондинка смотрела на армейские ботинки шестого размера. Она улыбнулась, погладив пальцем несколько шершавые шнурки, поднимая глаза на парня.
— Мик! Как здорово! Ты как узнал мой размер?
— Пришлось подговорить Рин стащить твои кроссовки.
— Так вот значит куда они подевались! — Джо пыталась не смеяться, надув сердито щеки.
— Какой ты хомячок, — Мик положил ей руки с двух сторон на лицо, тиская действительно пухлые щёчки.
Девушка опешила, глядя на шатена. Что ещё за выходки? Но, кажется, тот смотрел на неё действительно как на хомяка. Не было между ними той искры, которая бывала с доком, когда он менял ей температуру или перевязывал рану. Карие глаза не были такими проницаемыми и умными, как те серые, в которых хотелось утонуть. Они, скорее, грели душу. Словно… Мик был её старшим братом, всю жизнь следившим за длиной её юбки и не слишком вызывающим макияжем.
— Прошу прощения, — открыв дверь откашлялся Николай. — Не хотел вам помешать.
— Вы не помешали, сэр, — не перестал улыбаться Мик. — Я пойду тогда.
Стоило шатену удалиться, девушка потупила глаза на ботинки. Николай не пугал её, но всё равно при нем ей хотелось смотреть куда-то в пол и беспрерывно повторять алфавит в голове.
— Красивые ботинки, — Николай обошёл её, кивая на место около Джо. — Я присяду.
— Конечно, — та выдавила из себя улыбку, радуясь, что во время их разговора сможет продолжать пялиться на чертовы ботинки.
Основатель немного помолчал, словно подбирая слова.
— Я очень благодарен тебе за каждое из спасение моего сына, — он вдруг накрыл ладошку Айлз своей. У неё от этого побежали вверх мурашки, а ладонь невероятно хотелось отдернуть. — Ты очень храбрая девушка, Джо.
Джо наконец подняла глаза, глядя точно на мужчину. Он был… смущён?
— Спасибо.
— Ты… знаешь ведь… может слышала историю о том, как погибла мать Дарвина?
Айлз отрицательно помотала головой. Её хвостики стукнули её саму по носу, вызывая такое яркое воспоминание, что ей словно ударили в солнечное сплетение, разом вышибая весь воздух. «У тебя… У тебя пшеничного цвета волосы…». Конечно, черт возьми! Гребаные пшеничные волосы! Ни рыжие, ни белые, никакие! Она пыталась вслушаться в то, о чем говорит Николай, но перед глазами стояли те самые насмешливые серые глаза, которые она недавно вспоминала.
— Она напоминает мне тебя.
Это было единственное, что услышала Джо, вдруг снова посмотрев на Николая округлившимися глазами, в которых стояли слёзы. Тот решил, что девушку так растрогала его история и большими пальцами утёр ей слёзы. Его руки пахли молоком и дымом.
— Мик хороший парень, — продолжал Николай. — Смелый и добрый, за своих готовый прыгнуть не только в огонь и воду. Но он… ничего не сможет тебе дать, понимаешь?
Джо не понимала. Что ей должны давать вообще?
— Ты многое перетерпела за последнее время и в этом я не сомневаюсь. Апокалипсис оставляет свои шрамы, — он тяжело вздохнул. — Я не знаю, что было у тебя с тем доктором или ещё кем-то из вашей группы, но… я думаю, пришло время тебе остепениться.
Айлз не хотела слушать дальше. Не хотела вникать к чему он клонит. Не хотела слышать даже упоминание о доке. Но ничего не могла сделать. В горле пересохло, а ладони наоборот жутко потели. На затылке встали дыбом волосы, а довольно длинные ногти впились в кожу ладоней.
— Тебе нравится Дарвин, он без ума от тебя. И, что самое главное, мне нравишься ты. Ты смелая и сильная. Готовая защищать моего ребёнка и любить его как своего.
Вот так в одно мгновение её пребывание здесь превратилось с терпимого, в очень… неопределенное. Как это понимать? Почему все люди в этом мире обязательно хотят одного: её?
— Прежде, чем ты что-то ответишь, я хочу уточнить, — Николай откинул её хвост назад, чтобы видеть выражение лица Айлз.
Как будто бы этот жест не должен был ещё больше её перепугать.
— Я делаю тебе это предложение не для того, о чем ты сейчас подумала. Я просто восхищён тобой и ослеплён светом, которым светиться мой сын при виде тебя. Я могу много для тебя сделать. Устроить комфорт и безопасность.
Николай с трудом мог бы определить, от чего слёзы закапали из глаз блондинки, орошая новенькие ботинки.
— Мы сможем вместе попробовать найти твою ту команду, если ты захочешь. Или добраться к тебе домой. Я помогу тебе отыскать твою семью.
Айлз шмыгнула носом, просто не представляя, что должна на это сказать.
— Не отвечай сейчас, — Николай поднялся, погладив её по острому плечу. — Ты можешь думать столько, сколько понадобится. Я тебя не тороплю.
Стоило за ним закрыться двери, как Джо снова шмыгнула носом. Она сама не заметила, как начала плакать, сжимая до хруста картонную коробку. Она не хотела этого всего. Не хотела становиться матерью чужому ребёнку. Не хотела быть с тем, кто ей не нравится.
Но самое страшное, что она уже все решила.
Она согласится.
Оказывается, у элиты семейства существовали нерушимые со времен мирной жизни традиции. Каждый вечер они собирались за большим столом, наслаждаясь самыми экзотическими блюдами и крепкими напитками. То, что давали на первом этаже, зачастую было скинутыми в бульон остатками этих ужинов.
Джо всегда была лишь немым свидетелем этих мероприятий, ну, или нянькой Дарвина, которая занимала его, если ребёнок скучал. Вообще она не особо любила детей, но этот мальчишка запал ей в душу. Конечно, она никогда не сможет, цитируя Николая, полюбить его как своего, но все-таки он раздражал её
