Блинов пожал плечами.
– Знает только Миша.
– Ты там фигурировал?
– Конечно. И я, и еще куча твоих знакомых. Он не мог определить, на чьей он стороне, Вика, потому что хотел быть на стороне правой. А правой стороны не бывает, ты-то много лет в политике и все об этом знаешь, а он не знал. Мир-то – не черное и белое, не белое и красное. В нем нет постоянных врагов, нет постоянных друзей. В нем все идут к власти. Кто-то срывается еще по дороге. Кто-то падает с вершины, как я. – Он ухмыльнулся. – А кто-то взлетает из низов, падает, снова взлетает. Какая уж тут правота? Исключительно здоровый прагматизм подлецов. А он… Он готов был дружить до гроба, а я подсовывал ему вместо дружбы бизнес. Он был готов любить, а ты боролась за свою независимость и карьеру. Он был бы прекрасным отцом, а стал только другом для Маськи. Он хотел быть полезным, а его хотели только использовать. И в результате Сергеев остался один.
– Возможно, не самый худший вариант.
– Возможно, – согласился Владимир Анатольевич. – Герои, знаешь ли, чаще всего умирают. И для них это не всегда плохо.
* * *
Вход в подвал Сергеев обнаружил не сразу.
Река поднималась каждую весну, и стену заилило на полметра, как минимум. За лето ил, высыхая, превращался в камень, и теперь крышка оказалась скрыта под плотной коркой. Для того чтобы расчистить люк понадобился почти час.
Молчун помогал, как мог, хотя Сергеев его ни о чем не просил: оттаскивал в сторону тяжелые куски, ковырял ножом пласт, приросший к бетону. А когда Михаил открыл створки люка, почему-то испугался и принялся хватать Умку за руки. Сергеев едва его успокоил, но Молчун теперь не отходил от него ни на шаг.
Подвал оказался затоплен водой, но не мутной и цвелой, а чистой и почти прозрачной. И пахла она, как артезианская.
– Удивительно, – сказал Сергеев и, окунув в воду пальцы, принюхался.
Пахло водой и железом. Еще немного – сырым бетоном. Опасностью не пахло, и химии особой в воде не было. Может быть, действительно артезианский источник?
Михаил в недоумении покачал головой.
Подземелье было затоплено по самый свод. Наверху почти ничего не осталось, даже развалины заросли густой сочной травой, через которую пробивались могучие стебли камыша. Камышом и мохом заросла и лестница, по которой они спускались, и ничто не намекало на то, что здесь можно найти что-то ценное, но Сергеев четко знал, что когда-то тут было банковское хранилище, в которое и вели эти ступени.
– Ну, что, Молчун, попробуем нырять? – спросил Сергеев.
Молчун внимательно посмотрел на него глазами цвета густо заваренного чая и, склонив голову на бок, зашевелил губами.
За полгода он, конечно, повзрослел, перестал бояться темноты, освоил туалетные премудрости и даже научился завязывать шнурки и застегивать пуговицы. Делать последнее Молчун очень не любил, а замкам-«молниям» радовался, и беззвучно открывая рот в смехе, то расстегивал их, то застегивал в любую свободную минуту. Походка у него тоже не была прежней. Теперь он ходил слегка неуверенно, покачиваясь, точно, как делающий первые шаги малыш.
Но Сергеев был терпелив. Молчун рядом, а все остальное приложится. Нужно только время, а времени было предостаточно. Жизнь продолжалась. Зона по-прежнему нуждалась в лекарствах, а, значит, Умка ощущал свою необходимость, и это поддерживало его в минуты уныния.
После разгрома Школы все изменилось. Бродяжить по территориям, как прежде, но с высокорослым младенцем на пару, оказалось невозможным, и Сергеев понял, что ему понадобится постоянное пристанище. Вампиры с Самантой вынуждены были перенести Гнездо южнее, и оно стало временным домом для Умки и его подопечного. Случилось переселение не просто так, а потому, что гибель северного Кибуца всех многому научила и убедительно доказала, что от границы надо держаться подальше.
Случилось, как и предсказывал похожий на белку-переростка Рома Шалай. Над поселком прошли вертолеты, и на этом все закончилось. Не было ни боя, ни крови, ни криков. Просто все умерли. Потом высадились люди в черных, как уголь, комбинезонах и масках с торчащими вбок цилиндрами фильтров. У них были огнеметы, и тщательно отстроенный Левой Левиным кибуц запылал и превратился в пепел вместе с телами людей и животных за три с небольшим часа.
А на следующий день пепелище оказалось уже по другую сторону границы. Колючая проволока, ворота КПП, пулеметы и минное поле выросли в нескольких километрах южнее. Мир наступал на Зону Совместного влияния. И первый же сделанный им шаг показал, что здешние обитатели для него не существуют.
Умка понимал, что это только пробный шар, и кто-то, задумавший план возврата территории, уже потирает руки в предвкушении успеха. Север был не так заражен, как юг, и не требовал больших расходов на дезинфекцию и колонизацию. Забрать Север назад было выгодным вложением капитала.
Воздух, мягко говоря, бодрил. Для июня было откровенно холодно – градусов 12 от силы, плюс неприятный сырой ветер с запада, дующий порывами, каждый из которых обжигал кожу, словно брызги кипятка. Хорошо было бы иметь с собой 4-х миллиметровый неопреновый костюм, но его не было, и деваться было некуда.
Для погружения Сергееву пришлось раздеться догола, оставшись только в легких резиновых тапках – раньше такие надевали для того, чтобы не поранить ноги о камни при заходе в воду – да в очках для плавания, которые вполне могли заменить маску. Потом обвязал вокруг пояса капроновый шнур, закрепив второй конец на металлической проушине, торчавшей из плиты. Молчун, наблюдая за приготовлениями, заметно волновался, но он всегда волновался, когда ему предстояло остаться одному. Сергеев, ежась, подобрался к краю люка, под обрезом которого темнела вода, и аккуратно ступил на первую ступеньку, покрытую ослизлым налетом.
В момент, когда он погрузился с головой, Молчун заметался у края люка, жалобно вскрикивая, словно потерявшийся в толпе щенок, а потом встал на колени и опустил лицо к самому зеркалу воды, едва не касаясь черной поверхности щекой.
Умка сделал несколько мощных гребков, уходя вниз параллельно ступеням, и включил фонарик. Два с лишним метра от нулевого уровня: лестница уходила еще ниже, вглубь. Стандартный пролет. До четырех метров глубины, если не стелиться по полу. Луч выхватывал из темноты какие-то крупинки, хлопья, похожие на снежинки, куски слизи, медленно кружащиеся в побеспокоенной воде.
Внизу вода была еще холоднее. Умка проплыл над вспученным плиточным полом, из пролома в котором бил источник, заполнивший водой весь подвал, свернул направо под прямым углом и увидел бронированную дверь хранилища. На все про все у него ушло шестьдесят четыре секунды. Теперь, когда он разведал дорогу, можно сократить время минимум вдвое. Еще секунд тридцать на то, чтобы закрепить заряд и активировать запал. И еще тридцать, чтобы вернуться. Полторы минуты, минута сорок пять. Задержать дыхание Сергеев мог на две минуты. Пятнадцать секунд запаса – не есть гуд, но ничего другого придумать нельзя. Воду отсюда не отведешь. Даже если представить себе, чисто теоретически (столько пластида у Сергеева с собой не было!), возможность подрыва фундамента, предприятие все равно выглядело крайне неубедительно.
