— Эге, — сказал Туманян. — Неужто случилось обострение сознания у нашего нынешнего?
— Хорошо бы, — сказал я, откладывая салфетку. — Если никто не пострадает.
Федеральное агентство выглядело солидно. Почти весь наш невеликий коридорчик заполнял здоровенный офицерище. В руках он держал особый чемоданчик. Маленький такой, бронированный и несгораемый. Соединенный наручниками с запястьем.
Еще один офицер, менее громоздкий, но очень подвижный, как будто состоящий из одних шарниров, просматривался через приоткрытую дверь на лестничной площадке.
— О! Рано или поздно, все друг с другом встречаются, не так ли? — сказал я.
— Хвала Карробусу.
— Скорее, бефобастрону.
— Да оба постарались. Черешин?
— Что?
— Черешин, говорю? Владимир Петрович?
— А то не знаешь.
— Усов раньше не было, — усмехнулся офицер.
Лучше бы он этого, не делал, честное слово. Я успел отвыкнуть.
— И что, паспорт принести?
— Да ладно уж. Вот здесь и здесь распишитесь. И время проставьте.
Странное дело. Президентом я быть перестал, а расписываться приходилось на каждом шагу. За очень скромную зарплату.
— А что привезли-то?
— Письмо привезли. Ну и пропуск, естественно.
— Прямо оттуда?
— Так точно. Дважды Владимир.
Я расписался, и мы с любопытством взглянули друг на друга.
— Так. Значит, опять при органах? — спросил я.
— Карма. При моей комплекции другую работу отыскать трудно.
— И подполковник Терентьев командует?
— Нет. Терентьев теперь гастроэнтеролог.
— Кто?
— Гастроэнтеролог. Язвы народные врачует.
— Здорово. А раньше-то бичевал.
— Что и говорить. Чудны дела твои, о великий аншарх.
— В прошлой жизни Волга впадала отнюдь не в Азовское море.
— Да. И Фанни Каплан не совсем Ильича подстрелила. Поэтому в Мавзолее другие останки покоились. Если это можно назвать покоем.
— Все помнишь?
— Скажем так, многое. Владимир Петрович, вы бы прочли письмецо-то.
— Да, — сказала Алиса. — Интересно же. Теперь не каждый день из Кремля почта приходит.
— Ну что ж, давайте удовлетворим всеобщее любопытство.
Я с забытым удовольствием сломал печати, достал хрусткую бумагу с грозно нахмуренным на две стороны света орлом.
«Уважаемый Владимир Петрович Черешин!
Прошу Вас прибыть 11 января в 11 часов утра для обсуждения Ваших предложений.
Владимир Владимирович Момот, Президент Российской Федерации. Москва, Кремль».
— Все?
Я повертел письмо.
— Больше ничего не написано. Ну дата еще стоит.
— Сегодняшняя?
— Сегодняшняя.
— Обнадеживает, — сказала Алиса.
— Ох, не сглазь. В который уже раз.
— Удачи, — пожелал Андрюша. — Да, транспорт за вами пришлют. Уже не косыгинский броневик, конечно, но пришлют. Так что ожидайте. В девять тридцать.
Он выглянул на площадку.
— Сивухин!
— Я!
— Доложи-ка, брат Сивухин, об исполнении.
— Есть.
Андрюша еще раз улыбнулся, уже не так страшно, козырнул, вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Я вернулся в столовую и еще раз зачитал приглашение.
— Москва, Кремль. Черт возьми, — с большим изумлением сказал Туманян. — С чего бы вдруг? Столько лет прорывались…
Дверь из детской приоткрылась. Оттуда донеслось бормотание телевизора.
— Па, по зомбоящику новости кажут, — сообщил Дмитрий, кусая красное, как стоп-сигнал яблоко.
— И что?
— Японцы астероид какой-то обнаружили. На эллиптической орбите.
— И чо? — внутренне сжимаясь, повторил я.
— Да так, ничего. Приближается. Па, а «чо» говорить неправильно.
Было слышно, как в прихожей тикают огромные напольные часы. Дима их выиграл в карты. И поскольку не знал, куда деть антикварного монстра, притащил его к нам. Монстр оказался большим упрямцем. Что бы с ним не творили, всегда показывал неправильное время. Трагически отставал на несколько минут.
— В тот раз Джимми крикнул богу stop it, — медленно сказал Баб.
— В тот раз все мы это крикнули, — сказал я. — Мы не могли иначе.
— Йес, все крикнули. Толко не знаю, правилно ли получилось. Мы не могли иначе, да. Но есть не толко мы. Тебе не кажется, кто-то все знал? Что мы не можем иначе? И захотел посмотреть, что с нами получаться будет в другом континууме.
Я пожал плечами. Разве был выбор? Миллиарды погибших… Да, теперь мы точно знаем, что существуют силы, которые гораздо могущественнее людей. И от нас они не слишком отстранены, могут вмешаться в любой момент. И что? По большому счету, мы и сейчас мало что можем противопоставить. Хотя старались ко второму разу подготовиться заранее.
— Нет смысла гадать. По крайней мере, десять лет мы выиграли.
— Десять лет — это не джек-пот.
Я еще раз пожал плечами.
— Нэсе Галя во-оду, — вдруг запела Варвара Степановна. — Коромысло гнэться… ну, девчоночки, чего не подхватываете?
— Бом-м-м, бом-м-м, бом-м-м, — прогудел монстр в прихожей. Подумал, добавил еще один бом-м-м и поперхнулся.
— Кто хочет водки? — спросила Алиса.
— Мнэ срочно надо лэтайт ту Вашингтон, — сказал Баб. — Как можно поменять тикет?
— Да бросьте вы это, — заявил Некумыкин, надевая фуражку. — Так низя. С нашими бабами не пропадешь. Правда, Ефим Львович? А за нэй Иванко як барвинок вьется… Шо там дальше?
— Не хотелось бы знать, — тихо сказала Алиса. — Шо там дальше.
— Надо, — не согласился я. — Кто хочет водки?
— Боммм, — отозвался монстр. Вроде бы, оптимистически.
Алиса молча налила в стаканы. Граненые, советские. Дизайн которых разработала лично скульптор Вера Мухина. Мы выпили не чокаясь.
В сухой вазе на подоконнике стояла южноафриканская иммортель, подаренная Алисе нашим знакомым пилотом из Дурбана. За окном качался фонарь. Зря я его повесил, наверное.
К нам опять заглянул Митрий.
— Эй, ветераны! Почему такие окаменелые?
— Да так, — сказал Фима. — Астероид не нравится.
— Мы разобьем этот безмозглый стоун.
— О, йес. Нэсомненно, — сказал Баб. — Тайтэн-Армагеддон, Топол и все такое прочее. Эсли не промажем, конечно.
Капитан Некумыкин вздохнул, подумал, выпил еще, печально обнажил голову.
— И если кобыла не сдохнет.
Над Москвой гудел очередной стратегический перехватчик. В прихожей прозвучал полонез Агинского. Со стороны кухни сочился горький запах. И это было самое невероятное. Чтобы у Алисы что-то подгорело?
А раз подгорело, следовало одно. Следовало свозить ее в Грецию. Побывать на острове хитроумного Одиссея и его верной Пенелопы. Попробовать свежих оливок. Причаститься. Припасть к европейским первоистокам. Кто знает, вдруг да осенит чем-нибудь. Потом подняться на Олимп, принести какую-нибудь жертву метателю молний, вдруг да снизойдет, вдруг да поможет. А не поможет, так попытать судьбу в Дельфах. Если и там обломится, просто посмотреть на великие развалины. Удостовериться, что все в мире — действительно тщета и ловля ветра. Напоследок омыть семью в Эгейском море. Три звезды я еще мог купить. Еще было не поздно. Время еще было. Я даже догадывался, сколько.
