боялся жить с болью, с унижением и страхом. Но ведь всегда есть выход — та же самая смерть. Получается, что то, чего я боялся больше всего, на самом деле является тем, что может меня спасти. Выручить в любой ситуации, вытащить из любого переплета. Смерть — это запасной выход, который всегда рад открыться.
Рассуждая подобным образом, я осознал, что страх больше не подавляет мою волю и я вновь могу мыслить относительно ясно. Я не был настолько самоуверенным, чтобы по-настоящему поверить в то, что столь незамысловатой цепочкой размышлений в действительности сумел убедить себя в отсутствии страха перед смертью. Нет, это явно не так. Но страх отступил, это факт. Возможно, страх был отогнан самим процессом размышлений, который отвлекал меня от панических настроений. Осознав это, я углубился в таблицу умножения, припоминание деталей просмотренных фильмов, аккордов к песням, календарным праздникам, правилам русского языка и всего подобного, о чем можно было подумать. Это помогло, страх значительно отступил.
Приятно снова было вернуть себе рациональность и здравомыслие! Словно в подтверждение этому я нашел вероятную причину страха, может и не основную, но зато предметную. Это звук, вернее инфразвук. Он способен вызвать ужас у всего живого. Недолго думая, я залепил уши болотной грязью, с удовлетворением замечая, что от страха почти не осталось и следа. Конечно же, инфразвук, его вибрации и колебания, продолжали восприниматься моим организмом, костями, но с этим воздействием гораздо проще было совладать. Оно свелось к чувству легкой тревоги, на которое можно было не обращать особого внимания.
Отсутствие ужаса позволило мне сделать одно наблюдение — туман сменил цвет с зеленого на красный, и свет костра к этому не имел никакого отношения. По мере того, как прогорал хворост и становилось темнее, в тумане стали различаться вспышки, всполохи и огоньки, тоже красные. Манера их поведения не имела определенного алгоритма, некоторые гасли сразу после возникновения, некоторые выныривали из земли и туда же возвращались, другие продолжали бессмысленно блуждать в пространстве.
Так же я обратил внимание на то, что туман редел, отступал за пределы полянки и вскоре она оказался в зоне чистоты, над которой виднелось ясное звездное небо, при том, что все остальное пространство, вплоть до самых небес, оставалось покрытым пеленой кроваво-красного тумана. Звезды искристо блестели, загадочным образом разбрасывая холодные блики по всей площади полянки. Эти «звездные зайчики» бегали по земле, скакали по кустам и редким деревьям. Когда они соприкасались со мной, то мне становилось больно. Возможность получения физического урона заставила меня перемещаться по площадке, избегая соприкосновения с жгучими бликующими огоньками. Интенсивность их движения нарастала, и вскоре пригорок оказался утыкан тонкими разноцветными лучиками, тянущимися от самых звезд словно лучики разноцветных лазеров. Я проверил ульту, 98 %, все еще не хватало на активацию боевого тела.
С удивлением я заметил, что почва на поляне стала боле влажной и мягкой. Каждый мой шаг оставлял выемку, которая мгновенно заполнялась черной дурнопахнушей жидкостью. Жидкость потихоньку закипала и начинала пузыриться.
Внезапно все движение вокруг остановилось, а затем в десяти метрах передо мной вспыхнула радужная точка. Тут же, словно отражение в зеркалах, похожие точки заполыхали по всей поляне. Мне с трудом удалось удержать внимание на первичном объекте.
Огонек пульсировал, как радужное сердце, и набухал, все сильнее освещая округу. Туман на границе поляны растворялся, обнажая за собой поле, пугающе-ровное и пустое, простирающееся до самого горизонта. Горизонт при этом исчез, словно планета неожиданно приняла форму плоского блина. Внезапно со звенящим криком, который пробился даже сквозь затычки в ушах, цветок взорвался, рассыпав по округе мириады радужных искорок. Распустился тлеющий бутон самого прекрасного цветка, какой мне только приходилось видеть!
После того как цветок полностью раскрылся, он воспылал пронзительным многослойным огнем оранжевого цвета, полностью разогнавшим кровавый туман с бескрайней равнины. Нота, звучавшая с момента появления цветка, сменила тональность. Пламя неистово полыхало, обжигая меня даже на таком расстоянии. Также неожиданно Цветок взорвался тысячами искр. Они разлетелись по округе, словно рой мошки. Некоторые при этом задели меня и словно прожгли насквозь. От боли я зашелся криком и упал на колени.
Пламень вспыхнул вновь, но сменил цвет на белый, стал монолитнее и плотнее. В голове звенели уже две протяжные ноты. Белый пламень казался ватным, затягивал взор, отсвечивал тяжестью в голове. Тут взорвался и он. Его искры-осколки были не менее многочисленны, но более тягучи. Разлетались они медленнее, оставляя за собой хвостики. Те немногие, что коснулись меня, словно затуманивали сознание белесым дымом.
Пламень окрасился розовым, стал лучистым и тягучим. Его лучики едва касались меня, и каждый раз при их приближении у меня выпрыгивало сердце из груди, то ли от радости, то ли от тревоги. В голове звучали уже три ноты, заполняя мой разум непонятной разноцветной мелодией, достаточно гармоничной, но при этом словно бы выдернутой из абсолютно чуждой мне культуры. Взрыв розового пламеня был почти невидим, но ранения от его осколков оказались самыми страшными, они пробивали меня на сквозь, оставляя во мне бреши, через которые сочилась пустота. Словно забирали часть моего естества, моей сущности, личности или души.
Сквозь толщу эмоционального накала я не сразу сообразил, что Цветок стал угасать.
Угасал он медленно, а вверх по стеблю змеилась тьма. Она чем-то неуловимым походила на живое существо, переливалась, перетекала, менялась, но оставалась неизменной, и была при этом столь яркой, что могла затмить даже солнечный свет.
Цветок полыхнул последний раз и вновь стал радужным. Всего лишь на миг, но этого мига оказалось достаточно — я сорвал заветный приз!
Мир вокруг содрогнулся. Пригорок начал таять, покрываясь брешами, из которых хлестала черная жидкость. Хотя не жидкость, а та самая тьма, что карабкалась по стеблю. И эта тьма повела себя как живое существо. Она сливалась в одну массу, подпитываемую из множества ключей, которая стала медленно меня окружать. Я сделал пару шагов назад и огляделся. Вступать на темно-красную почву бесконечной равнины было страшно, но еще страшнее было оказаться в объятиях текучей тьмы. Через одну из не успевших еще затянуться брешей, я выскочил из окружения и помчался по равнине.
Тьма не собиралась отступать от своей добычи, она собралась, встала на дыбы и приливной волной устремилась за мной. Я набирал скорость, но тьма за спиной не отступала. В этот момент я узнал одно из ее имен — Неизбежность. В самой сути этого явления для меня не было спасения, но и сдаваться без боя я не привык. Самое страшное, что я сейчас ощущал,
