Глава пятнадцатая
– Прекратите, – умоляла Айозоб. – Прекратите. Прекратите. У меня голова болит.
– Заткнись! – произнес Молох.
– Прекратите. Пусть он прекратит. Кыс, пусть он прекратит. – Девушка посмотрела на Пэйшенс. – Пожалуйста.
– Ш-ш-ш... – ответила Кыс. – Все будет хорошо.
– Но он ломает мою дверь. Ломает!
– Ему нужно это сделать, – мягко сказала Кыс.
Молох расписывал рунами дверь и стены вокруг нее. Он даже заставил Пэйшенс взять в руки один из концов измерительной веревки, чтобы точно рассчитать расстояния и правильно разместить знаки на стене и мокрых плитах.
Он напряженно трудился, перенося изображения с листов пергамента, размокающих под дождем. Руны были уродливыми. Кыс старалась не смотреть на них, потому что от этих рисунков у нее мурашки по коже бежали. Впрочем, у нее это плохо получалось, поскольку альтернативным зрелищем был гигантский ужас, оседлавший Эльмингард. А это пугало куда сильнее.
– Ну, ты закончил? – спросила она.
– Я делаю все настолько быстро, насколько могу, – ответил Молох. – Здесь ведь требуется определенная точность. Спешка недопустима. Ты же хочешь, чтобы все сработало?
– Я уже не слишком уверена в том, чего хочу, – произнесла Кыс.
Зигмунд терпеливо продолжал скрипеть мелком:
– Это искусство. Допусти хоть одну неточность в изображении руны или размещении печати – и все, конец.
Кыс ему не ответила. Молох посмотрел на нее:
– Знаешь, я часто вспоминаю Линту.
– Не надо.
– Я очень гордился ею. Она была со мной почти целый год. Да, я действительно очень ею гордился, пока не узнал, что Линта внедрилась в мою команду только затем, чтобы уничтожить меня, и что на самом деле ее зовут Пэйшенс Кыс.
– Я не собираюсь повторять дважды. Возвращайся к своей работе, Молох.
– Это случилось на Зенте Малхайд, в триста девятьсот седьмом, миллениум сорок первый. Ты действительно была хороша. Очень, очень хороша. Особенно если вспомнить, что тебе приходилось делать, чтобы убедить меня в своей верности.
– Заткнись! – рявкнула Кыс. – Захлопни свою чертову пасть!
– Но все твои старания и жертвы оказались бессмысленны, – улыбнулся Молох. – Потому что, хотя вы с Тониусом, Карой и Нейлом и разорвали в клочья мою команду и бросили меня подыхать, я выжил так же, как выживал всегда. Думаю, жизнь тебе после этого показалась не слишком радостной, верно, Линта?
Неожиданно на расстоянии в полпальца от его левого глаза повис чуть подрагивающий кайн.
– Зачем? – прошипела через стиснутые зубы Кыс. – Зачем ты пытаешься меня разозлить?
– Дорогая моя, если все полетит к чертям, мне бы хотелось, чтобы ты прикончила меня как можно быстрее.
– Заканчивай свою работу! – закричала она.
Молох пожал плечами и снова заскрипел мелком. Горы содрогнулись от очередного первобытного вопля. Из легких выбило воздух. Айозоб вскрикнула. Со стены и по ближайшей лестнице волной потекли черные жуки. Кыс прижала к себе девочку и стала давить насекомых ногами. Наконец появился Рейвенор, торопливо слетевший к ним. За ним тяжело топал Нейл. Увидев их, Пэйшенс поняла, что инквизитор «надел» Гарлона. На шее охотника, сжимавшего Эвисорекс, сверкал амулет из «косточки духа».
– Все готово? – спросил Рейвенор.
– Почти, – ответил Молох.
– Где остальные?
Кыс махнула рукой за монастырскую стену. Там, на посадочной площадке, ревели дюзы катера.
– Уже грузятся на борт. Шолто прилетел.
– Хорошо, – произнес инквизитор.
Они обернулись, когда Слайт вновь заревел. Глубокий, атональный гул, словно какой-то древний варварский бог подул в боевой горн. Массивные щупальца мерзостной твари зазмеились по склонам утесов Эльмингарда. Покрытая опухолями черная плоть нависла над разрушенным дворцом. Вонь становилась нестерпимой. Стены рушились под гнойными телесами Слайта.
– Гарлон, мне придется тебя отпустить. Прошу, не глупи.
Нейл затрясся и слегка покачнулся, когда разум Рейвенора освободил его тело. Он стиснул рукоять Эвисорекс так, что побелели костяшки пальцев, и издал жуткий, рвущий сердце стон.
– Ее больше нет. Прости, Гарлон, – произнес Рейвенор. Нейл не отвечал. Его трясло.
– Мы ничего не могли сделать.
Охотник мотнул головой, словно в знак понимания, но Кыс едва могла поверить, что перед ней знакомый ей, сильный и полный жизни Гарлон Нейл.
– Готово, – сказал Молох, поворачиваясь к ним и стряхивая таракана с рукава. – За исключением крови, конечно.
Чашка с кровью Куллина была давно потеряна во время их поспешного бегства.
Гарлон Нейл, не мешкая ни секунды, поднял Эвисорекс и провел ею вдоль левой ладони. Заструилась кровь.
– Используйте мою, – сказал он Молоху.
Они подождали, пока еретик помажет дверь кровью Нейла, которая тут же начала смываться дождем.
– Ключ, юная леди. – Зигмунд повернулся к Айозоб.
Неохотно, поджав губы, она протянула ему свое сокровище, и Молох вставил ключ в замок.
– А теперь, если мы собираемся выбраться отсюда, нам пора бежать, – сказал Зигмунд.
Через арку в стене они вышли на посадочную площадку. Катер Шолто стоял там, нетерпеливо завывая турбинами. Сквозь лобовое стекло кабины Кыс увидела сосредоточенное лицо Ануэрта, подсвеченное мерцанием приборной панели.
Кыс, Айозоб и Нейл забрались внутрь.
– Разве не требуется какое-нибудь заклинание? – спросил Рейвенор, когда только он да Молох остались на площадке возле ожидающего корабля.
– Заклинание? – засмеялся Молох.
– Должен признаться, что я, к счастью, мало знаком с подобными вещами. Мне казалось, что требуется какой-нибудь ритуал, какие-нибудь слова...
– Гидеон, все-таки странное у вас сложилось представление о нас, – усмехнулся Зигмунд. – Вы вечно изображаете нас на шабаше, совершающими всякие непотребства и пресмыкающимися перед своими повелителями.
– Прости, – произнес Рейвенор. – Я предполагал...
– Впрочем, в этот раз ты прав, – сказал Молох, протягивая ему обрывок пергамента. – Только мне хотелось бы, чтобы это прочел ты.
Рейвенор выдавил из себя слова, читая их с листка, который держал перед визором Молох. Богохульные изречения повергли инквизитора в шок, запятнав его душу. Каждое слово сочилось ядом. Но инквизитор позволил еретику насладиться этим мгновением триумфа.
– Ну что, теперь это не кажется таким уж сложным? – спросил Молох.
– Ничего сложнее мне не доводилось совершать, – искренне ответил Рейвенор. – Ты неисправимый выродок, Зигмунд. И я уже подумываю, не стоит ли бросить тебя здесь.
