Грин помолчал, обдумывая сказанное, после чего спросил:
– А как это сделать?
– Общих рецептов нет. Сам придумай. Скажи себе: «Система тупа, а я – умный», и перестрой все под себя.
– Я подумаю.
– Подумай-подумай. – Харднетт постучал себя по голове. – Вот тут все, собственно, и перестраивается.
– А какие у вас цели?
– В каком смысле?
– Ну вы сказали, что используете систему в своих целях. Что за цели? Сделать Мир лучше?
Харднетт захохотал, будто услышал стоящую шутку. Когда успокоился, сказал:
– Нет, я не из тех, кто делает Мир лучше.
– А из каких вы? – подловил его Грин.
– Я из тех, кто считает своим долгом сохранить Мир для тех, кто считает своим долгом сделать его лучше. Для таких вот, как ты, майор. Короче, я с животными дружу, грушу отдаю ежу – добрый ежик, сев на кочку, всем отрежет по кусочку. Доступно?
– Доступно.
– Вот и отлично. Люблю понятливых. Впрочем, тут и понимать нечего. Такие, как я, сохраняют Мир, а такие, как ты, делают его лучше. От ваших улучшений каждый раз на Мир сваливается очередная чертовщина. Если верить физику Бору – для баланса. И тогда мы снова делаем страшные вещи, чтобы сохранить Мир. А потом вы его снова улучшаете. И так до бесконечности. Вечный процесс. Бег по кругу. Вы пытаетесь превратить Мир в рай, мы не даем ему окончательно превратиться в ад. Понятно?
– Не дурак.
– Ну тогда отметь командировку.
Харднетт рывком поднялся из кресла и протянул медальон лицензии. Грин усмехнулся:
– Мир на краю пропасти, а вы с такими мелочами.
– Мелочи чаще всего и удерживают Мир от падения в пропасть.
Скинув присутственный код, Грин вернул медальон Харднетту.
– Послушай, майор, – сказал тот, пряча устройство в карман. – Я хочу прихватить с собой диск из музея. На всякий случай. Мало ли, вдруг пригодится. Как думаешь, если официально обратимся, много времени уйдет на получение разрешения?
– Полагаю, дня два-три.
– А если через консула надавить?
– Надавить-то можно, только все равно…
– Процедура?
– Процедура.
– Ладно, тогда я сам.
– А как?
– Просто. Пойду и возьму.
– Но разве…
– Майор, я как Брут – ради Рима готов на все. Пойду и возьму. Только, пожалуй, перекушу для начала где-нибудь чего-нибудь.
– Можете поужинать в нашей столовой, – предложил Грин. – У нас отличный повар. Кстати, амнистированный даппаец.
– Не опасаетесь, что отравит?
– Он лоялен.
– Лояльных даппайцев не бывает. Клич услышит, перережет всех кухонным ножом. Пикнуть не успеете. Хороший даппаец – это даппаец, подвергнутый лоботомии.
У Грина вырвалось неясное междометие.
– Шучу, – успокоил его Харднетт.
– Так что, распорядиться?
– Нет, спасибо. – Полковник прижал ладонь к груди. – Большое спасибо, но хочу отведать местной экзотики. Честно.
– Тогда – одну секунду.
Грин отошел к стене и сдвинул в сторону портрет президента. Вскрыл замок встроенного сейфа, покопался внутри и вытащил небольшой прозрачный пакет с белым порошком.
– «Радужный хрусталик» или «Дрожь мартышки»? – посмеиваясь, спросил Харднетт. И дурашливо замахал руками: – С ума сошел, майор? Я на задании – ни-ни.
– За кого вы меня держите?! – не уловив шутки, воскликнул Грин и потряс содержимым пакета. – Это же соль! Просто соль.
– Неужели хлористый натрий?
– Да, поваренная. Возьмите, пригодится.
– Верю.
Спрятав пакетик в складках балахона, Харднетт пошел на выход. Уже взявшись за ручку двери, обернулся и сказал на прощание:
– Майор, поверь, все будет хорошо. – И после некоторой паузы добавил: – Если вообще что-нибудь в нашем Мире может быть хорошо. И выше нос, майор. Пробил час испытания, лозунг момента – действие.
Грин неожиданно улыбнулся:
– Спасибо вам, господин полковник.
– Пожалуйста. За что?
– За моральную поддержку. Я много о вас всякого недоброго слышал и думал…
– Вот и продолжай так думать, – оборвал его Харднетт. – Все, я ушел. Если что – выйду по каналу «майский день».
– Там, где вы будете работать, радиосвязи нет.
– Точно?
– Точно.
– Ну и черт с ней! – Харднетт все еще продолжал стоять на пороге. – Что-то еще хотел спросить… Что-то важное. – Он пощелкал пальцами. – Вспомнил! Скажи, как вторая игра финальной серии закончилась?
– Шестнадцать двадцать восемь, – доложил Грин.
– В нашу?
– А кто это «наши»?
Харднетт ничего не ответил, многозначительно хмыкнул и тут же вышел.
Проходя через фойе, задержался у зеркала в огромной раме с бронзовыми завитушками и, скорчив звероподобную гримасу, подумал: «Нет, не так уж это и страшно – видеть вместо своего лица маску. Пожалуй, гораздо страшнее, сняв маску, обнаружить под ней чужое лицо. Вот это вот действительно – жуть».
И тут же вспомнил текст, который читал так давно, что не мог припомнить ни его автора, ни его названия. Это был рассказ о мужчине и о женщине. О муже и жене. Его звали Робертом, ее – Маргаритой. Они были очень счастливой супружеской парой. Точнее, почти счастливой. Стать совсем-совсем счастливыми не позволяли им вечные ссоры. Ссорились они по пустякам, но всегда темпераментно, с битьем посуды, переходящим в банальный мордобой. Однако супружеское ложе всегда их примиряло.
Так и жили.
И все бы ничего, да вот однажды Роберт получил записку: «Приходите сегодня по такому-то адресу на бал масок. Ваша жена будет в костюме Коломбины. И будет не одна. Доброжелатель». Мало – больше. В тот же самый день Маргарита получила сходное послание: «Сегодня по такому-то адресу состоится бал масок. Ваш муж будет на нем в костюме Пьеро. И будет не один. Доброжелательница».
И вот, подозревая друг друга в неверности, оба супруга тайком направились на бал. По чистой случайности: Роберт – в костюме Пьеро, Маргарита – в костюме Коломбины.
Бал в одном из лучших домов города выдался на славу: музыка гремела, шампанское лилось рекой, гости кружились в зажигательных танцах и целовались за пыльными портьерами. Только Роберт и Маргарита не разделяли общего сумасшествия. Скрываясь под масками Пьеро и Коломбины они не спускали друг с друга глаз. Едва пробила полночь Пьеро не выдержал напряжения, приблизился к Коломбине и пригласил ее отужинать в отдельном кабинете. Та охотно согласилась. И вот когда они осталась наедине, Пьеро сорвал маску с лица Коломбины и со своего лица.
И оба ахнули.
Она оказалась не Маргаритой, а он – не Робертом.
Принеся друг другу извинения, они продолжили знакомство за легким ужином. О дальнейшем автор умалчивает. И только в самом конце, как бы между прочим, сообщает, что это небольшое злоключение послужило уроком, как для Роберта, так и для Маргариты. Впредь они больше не ссорились, жили в мире и согласии. И усердно делали новых людей.
