Он говорил сумбурно и не имел ни малейшего представления, знают ли эти двое историю о тех двух разбойниках, распятых вместе с Искупителем. Но, подставляя их сознанию эти образы, надеялся, что это поможет им не только услышать, но и прочувствовать его слова.
Простирая руки, которые едва не упирались в лица чужаков, Тихон внезапно ощутил слабое тепло в ладонях. Это, безусловно, было тепло их плоти, и он не удивился, когда понял, что может прикоснуться к ним. И что может теперь сделать все, что угодно. Даже убить, если бы захотел… Но он отступил и отошел в сторону, готовый запустить время вновь. Оставалось сказать последние слова:
— Я прощаю вас. Потому что я знаю то, чего еще не знаете вы. Можете идти и продолжать творить зло. Но знайте: чем больше его в вашей душе, тем дольше вы будете бултыхаться, барахтаться в зловонной темноте, пытаясь выбраться к свету… Теплому и чистому свету…
* * *
И время пошло. Стремительно, бесповоротно. А ему, смертельно усталому, оставалось одно — ждать их решения. Той свободы выбора, что есть у каждого.
Инерция заставила двоих сделать по шагу, но оба замерли. Что уж там предстало их сознанию, пока Тихон говорил с ними, он не знал. Однако изменилось что-то в их лицах. Маски презрения сползли. И оба встали как вкопанные. Повернулись друг к другу. Молча, как будто боялись высказать сокровенные мысли, стыдливо пряча их.
Коренастый обернулся, словно кто-то невидимый стоял за его спиной. Мотнул головой.
— Не дело это, не дело…
Он развернулся и начал спускаться вниз.
— Да, как бы не влопаться. Что если закричат?.. — согласился второй.
Он обернулся, будто желал увидеть то, что могло напугать партнера и его самого, в недоумении повел плечами и побежал за товарищем.
А наверху захлопнулась дверь и щелкнул замок.
Сил не было держаться на ногах. Но теперь Тихон ощущал то, чего не замечал минуты назад: твердость пола, холодную поверхность крашеной стены. Он сел на ступеньку, и слезы душили его. Закрыв глаза, он всецело предался ощущению счастья. И ко всему терпеливое время текло долго, пока он не услышал снова шаги, от которых тревожно забилось в груди.
Это он сам поднимался вверх.
«Но ведь не я! Это другой Тихон Злотников. Тот, которому не дано изведать горе. Я остановил его ужас! Я, лишенный радости, сумел предотвратить беду. И то, что должно было произойти, не случилось».
Внизу мелькнула фигура. Уже близко. Тихон испугался, что, увидев себя, исчезнет. Привстал, но не успел выпрямиться и убежать, скрыться. Как должен отреагировать человек, увидев перед собой странного незнакомца, до невозможности похожего на него самого? Вдруг этого не скрыть бородой и потрепанной одеждой?
Тот, другой Злотников, неожиданно сбавив ход, медленно прошел мимо. Но, что-то заподозрив, остановился и обернулся, как будто почувствовал, что здесь, в этом месте произошло что-то очень важное. То, чего он не мог понять, но пронзающей искрой задело его душу, заставило остановиться.
— Вы к кому? — спросил Тихон Злотников.
— Я сейчас уйду, — ответил ему Тихон Злотников.
Он смотрел на себя и думал — этот миг причастия к чему-то странному и необъяснимому сейчас пройдет. Пусть недолго, но ОН будет счастлив. И, возможно, не потеряет свою семью.
«Чтобы что-то понять, нужно понять, ЧТО ты потерял. Ты не знаешь того, что знаю я. Пусть будет так. Мы с тобой разные. Будь я на твоем месте сегодня, я бы предпочел работе свою семью и ни на миг не оставил бы их одних», — думал он.
Но другой Злотников уже стоял возле дверей своей квартиры. Можно было, наплевав на условности, пойти за ним, вновь увидеть свою семью. Но достаточно было и того, что Тихон знал: с ними все в порядке. Хотя бы сейчас. Что их ждет впереди — долгая жизнь или смерть, паника и отчаяние? Трудно и невозможно судить. Равно как и предотвратить тот кошмар, который ожидает этот город и его жителей. Но в этой реальности пока все живы и счастливы.
Помутнело в глазах — и не от душивших его слез. Он понял, что возвращается. Туда, где ждет его Алекс и остальные, кто нуждается в нем. Где ждет старик, которому он должен рассказать о дочери, всегда верившей, что он жив…
Пройдя обратно через «дерево», они вернулись в скит. Оказалось, их ждали. Наверное, все жители собрались перед ними. Теперь их взгляды не казались такими обжигающими, и можно было не сомневаться — у каждого из этих людей была своя история, местами окрашенная в темные краски.
Тихон был в подавленном состоянии, и никто из бойцов, кроме Жанны, не рискнул заговорить с ним.
— Алекс сказал, что мы всегда сможем попытаться еще раз. Нам потребуется всего лишь снова отправиться в Полосу и прийти сюда…
Тихон кивнул:
— Если кто-то из вас посчитает это необходимым.
— Куда нам теперь? — спросила Жанна.
— Возвращаться.
— Мы должны донести до людей правду? О том, что в Полосе нет места тем, кто дышит злобой? Но кто нам поверит?
— Возможно, никто, — ответил Тихон. — А возможно, все. Это зависит от нас…
Собрав бойцов, Алекс объявил:
— Через несколько минут скит исчезнет для вас. Но каждый по желанию может выбрать свой пункт назначения. Например, на границе с Полосой. Это позволит вам быстрее добраться до дома…
Прощаясь, Алекс обнял друга.
— Может, вернешься с нами? — спросил Тихон.
— Кто-то ведь должен встречать таких, как вы?
— А такие, как я?
— А такие, как ты — делиться своей силой и приводить людей сюда. К нам.
— Хочешь сказать, из меня получится хороший сталкер?
— Не сталкер — первач. Отличный первач. И пусть не смущает тебя это странное слово и его созвучность со словом первый. Не лучший из лучших, но тот, кто идет первым, когда других страшит неизвестность…
* * *
Он не знал, куда хотели бы попасть бойцы. Ему же самому захотелось очутиться в самом центре Полосы, там, где скит выглядит пустым и заброшенным, и пройти обратно сквозь Полосу уже не в роли пленника. Но когда яркое солнце вновь сменилось туманом, он не ожидал увидеть рядом Жанну.
— Разве ты не хотела оказаться подальше отсюда?
— Я захотела быть рядом с тобой… Возможно, я не первая, кто испытывает это желание.
Ничего не ответив, Тихон взял ее за руку.
* * *
За границей Полосы зима окончательно вступила в права. По выходе из тумана, с его по-осеннему спящим лесом, их встретил глубокий снежный покров. Толстое одеяло скрывало под собой землю. Но Тихон чувствовал, что и сейчас, когда природа была скована холодом, жизнь не дремлет. Он улавливал едва слышное пульсирование чужих сердец — мелких зверьков, прятавшихся под снегом. Вот где-то совсем близко, под тем холмиком, прячется полевка. А дальше — заяц. Они слышат его. И он их слышит.
