От страха у Элоизы едва не подкосились ноги. Нужно было срочно привлечь к себе внимание публики. Не станет же он бить ее ручкой в горло при посторонних?
Причитая, она бросилась собирать цветы, подвигаясь поближе к мамаше недотепы, что едва не сбил с ног бедную цветочницу. Громко клянча пару монет под недовольные возгласы обеих дамочек, Элоиза постаралась как можно дальше отойти от странного старика. Она убежала бы прямо под дождь, но была уверена, что мучитель последует за ней и спасения ждать будет неоткуда – все попрятались под навесы.
К удивлению Элоизы, молоденькая выбражала не стала сторониться ее, а включилась в перепалку, как базарная девка, то и дело обращаясь ко всем собравшимся. Наконец, очередь дошла и до пожилого господина с блокнотом. Приняв его за полицейского, девица принялась требовать от него принять меры в отношении Элоизы, и та с ужасом поняла, что даже если старик и не убийца – он вполне может работать на полицию и посадить ее за какую-нибудь глупость вроде нарушения общественного порядка.
– Что вы там про меня пишете, мистер, я честная девушка, – завела она свою песню, уже готовая в любой момент броситься под дождь, но тут чернобородый мужчина, за которым она и прибежала под этот навес, сделал несколько шагов, протягивая руку старику.
– Здравствуйте, профессор. Это ведь вы, профессор Генри Суит? Лучший фонетист Оксфорда? – Глаза чернобородого горели таким огнем, что Элоиза невольно отшатнулась. Такой человек увлечется чем-нибудь, и его уже не стоит и пытаться остановить.
– Лучший фонетист мира, уважаемый. Этого несовершенного, но удивительно разнообразного в звуковом отношении мира. А вы…
Старик сложил блокнот и принялся, заставляя чернобородого держать на весу протянутую для рукопожатия ладонь, разглядывать его сквозь очки.
– Джордж Бернард Шоу, к вашим услугам, – проговорил тот чуть насмешливо.
– Генри Суит, к вашим.
Понимая, что от мужчин больше ничего не добьется, капризная барышня приготовилась вцепиться в Элоизу сама, но та ловко избежала ее когтей и криков, вклинившись в разговор джентльменов самым непочтительным образом:
– Почем я знаю, что вы там накатали? А ну-ка, покажите, что у вас там обо мне накарякано?
Хигинс (атакуя с другой стороны). Черт побери, да это самый увлекательный эксперимент, какой мне приходилось ставить. Она заполнила всю нашу жизнь. Правда, Пик?
Пикеринг. Мы постоянно говорим об Элизе.
Хигинс. Учим Элизу.
Пикеринг. Одеваем Элизу.
Миссис Хигинс. Что?
Хигинс. Изобретаем новую Элизу.
Б. Шоу. «Пигмалион» (перевод Н. Рахмановой).
– Это же отличный шанс! Разве ты не мечтаешь работать в цветочном магазине? – Элоиза не могла найти себе места от волнения и расхаживала по комнатке. Ее подруга сидела на кровати, поджав под себя ноги, и без конца заводила музыкальную шкатулку, словно хотела заглушить слова, которых не хотела слушать.
– Этот человек научит тебя хорошо говорить, понимаешь? Он профессор! У нас с тобой скоплены денежки, да еще и этот чудной старик и его друг кинули мне в корзинку столько, что за неделю не заработаешь. Вот и пойди к нему. Знаешь, как этот чудак по тому, как кто говорит, определяет, откуда говорящий! Ты не видела, а я прямо рот открыла, Элиза. Он записал какими-то значками, что я говорила, и повторил в точности. Они готовы были заключить пари, что если старик возьмется учить меня – через три месяца я стану говорить как герцогиня. Подумай, Элиза! Я только повторяла за тобой. Когда профессор услышит, как говоришь ты – он весь свой блокнот изрисует. Я придержу твою комнату, буду продавать цветы! А когда ты вернешься и будешь говорить как леди, я уговорю того человека, что раньше меня… содержал, чтобы он помог нам с магазином.
Элиза молчала. Наконец смолкла и музыкальная шкатулка. Она захлопнула крышку и протянула ее подруге, угрюмо глядя в пол.
– Забирай и убирайся. Ишь чего захотела – спровадить меня в содержанки к дряхлому богатею, а сама мою жизнь своровать! А я-то, глупая, жить ее пустила…
Элоиза остановилась, не веря своим ушам.
– Иди-иди, – прикрикнула мисс Дулитл, поднимаясь с кровати. Теперь очевидно было, что она давно выздоровела. – Хотела продать меня, чтобы потом меня с порезанным горлом сыскали, а ты бы здесь устроилась и все мое прибрала?
– Да что ты такое говоришь? – Элоиза не чувствовала себя ни оскорбленной, ни униженной, только безмерно удивленной. – Я предлагаю тебе поехать в Оксфорд. Там нет этого ненормального, что режет девушек. Там книги, библиотеки, там будут с тобой обращаться как с благородной мисс и никто не попытается тебя ежеминутно облапать за…
Элиза уже готова была ответить очередной грубостью, но тут с лестницы раздался властный голос миссис Фрис:
– Дулитл! Тебя джентельмен какой-то спрашивает.
– Вот, – фыркнула хозяйка комнаты, отталкивая недавнюю подругу от двери. – Выследил тебя профессор. Пойду и скажу ему, чтобы проваливал в свои Оксворты. И ты не смей мешаться! Сама все заварила!
Мисс Дулитл выскочила на лестницу и, к еще большему удивлению Элоизы, заперла дверь на ключ. «Ззынь» – ожила в руках музыкальная шкатулка. У Элоизы закружилась голова, стало тесно в груди, словно легкие наполнили горячим паром. Она вспомнила запертую дверь мастерской, мертвого юношу на полу, огонь. Огонь повсюду.
– Выпусти! Отопри! – Она принялась колотить в дверь кулаками, не слыша, как цветочница сбежала вниз по лестнице.
Дрожащими руками Элоиза вытащила «Дерринджер» и прицелилась в замок, но вовремя остановила себя. Вдохнула глубоко, восстанавливая самообладание. Огня нет, есть только запертая дверь с простеньким замком, устройство которого ей отлично известно. Элоиза вынула шпильку из волос, за пару секунд отперла дверь и бросилась следом за подругой. Едва ли профессор Суит отправился в такое место, даже ради самого интересного говора Лондона. А вот Ханс Миллер… Мастер… Она должна с ним поговорить, объяснить все…
– Просто признайся, Элоиза, ведь это ты? – Звук знакомого голоса заставил ее вздрогнуть от радости, но у затворенной двери, приложив ухо к створке, стояла миссис Фрис.
– Я честная девушка, кэптен. Никакая я не Элоиза, – сердилась мисс Дулитл. По одной только интонации легко было представить, как она стоит: правая ножка чуть вперед, подбородок задран, руки в бока.
– Это ты, Элоиза, Элоиза Миллер! Моя Элоиза! Я знал, что ты не могла исчезнуть и вот – нашел тебя…
Послышался шум, кто-то возился за дверью. Мадам, вместо того, чтобы прийти на помощь жиличке, только встала поудобнее, чтобы не затекали ноги. Элоиза рванула обратно в свою комнату и кое-как выбралась через окошко на карниз, цепляясь за трубы и бельевые веревки, добралась до пожарной лестницы и, разорвав платье о какую-то ржавую железку в стене, спустилась на крышу сарая.
