— Вам, товарищ старший лейтенант, перевязаться нужно, а то заразу занесете, – сказал Янис.
— Верно. Ты, Жека, вечно какую-то ерунду по здоровью норовишь подцепить. А сейчас вообще на сбитого летчика похож.
Прислушиваясь, промыли порез остатками шнапса, замотали бинтом лоб переводчика. Земляков шипел сквозь зубы. Было слышно, как недалеко – к востоку от леска – проехала машина, донеслась отчетливая команда по-немецки. По другую сторону поднимался столб дыма, там горел несчастливый «кюбель».
Янис не понимал, отчего офицеры медлят. Еще можно успеть выскочить из лесочка, пусть и при определенном везении. Дожидаться темноты бессмысленно – немцы дважды успеют рощу прочесать. А начальство разведгруппы сосредоточенно намечает ровик – собирается ножами дерн вскрывать, видимо, фотоаппарат прятать.
— Товарищи старшие лейтенанты, я…
— Не глупи, Ян. В плен сдаваться не собираемся. Просто нужно железо и пленки убрать.
— И хорош глазами хлопать. Тут кто сапер – мы или ты? Сидит он, понимаешь ли, – сурово намекнул Земляков.
Вырыли ровик, уложили фотоаппарат, начали складывать оружие. Янису стало совсем уж нехорошо. Робину, видимо, тоже. Пристраивая винтовку, пробурчал:
— Слушай, Жека, может, я выползу на опушку? Патронов хватает, уложу парочку гансов. Ты знаешь, как я стреляю…
— Я все знаю! – рассвирепел Земляков. – Что за экстремальный перфекционизм?! «Патроны расстрелять, гранаты расшвырять, ножи растыкать». Напоминаешь одну крайне темпераментную девушку. Не спорю, ситуации бывают разные, иной раз можно и повоевать. Но сейчас-то…
— Не ори. Я же так… в виде предложения.
— Глупое предложение. Укладывайте все металлическое. Ян, нож свой тоже прячь. И не косись так, сказали – никакого плена и малодушия. Уходим секретным путем. Потом объясню механику и принцип, сейчас тщательно маскируем.
Тайник присыпали хвоей.
— Запомнил, Янис? Скорее всего, тебе извлекать придется. Допуск, считай, получил. Теперь внимание! Успокаиваем дыхание, закрываем глаза, ведем обратный отсчет.
Офицеры придвинулись к старшему сержанту Выру, зачем-то взяли под локти. Янис почувствовал себя вдвое глупее: держат тебя под руки, под жопой лесная подстилка, немцы в двух шагах…
— Сосредотачиваемся на цифрах. Десять, девять, восемь… Янис, внимательнее. Семь…
Янис зашевелил губами…
…Заднице стало холодно. Камень. Вроде мрамора. И свет какой-то неестественный. Кто-то визжит…
— Девушка, но нельзя же так звонко, – возмутился, подскакивая, Земляков. – Видите – перформансная инсталляция, люди самовыражаются, ну и проходите себе спокойно.
Робин помог встать на ноги онемевшему товарищу Выру.
…Мост, застекленный, ярко освещенный. Снаружи перила, и широкая река. Сумерки, но уже горят на набережной яркие огни. Никаких сосен. Люди – человека четыре, пялятся, открыв рты. Земляков, одергивая китель, переругивается с какой-то громогласно-визгливой теткой в длинном бежевом плаще.
— Пошли-пошли, – Робин увлекает ошалевшего Яниса вдоль широкого прохода.
Впору подумать, что спятил товарищ старший сержант. Но Янис отчетливо помнит себя контуженным, вот тогда да, тогда ум за разум заезжал. Сейчас вполне нормально с головой, это с окружающим не все нормально. Отчего все штатские и какие-то странные?
Появляется человек в форме – сплошь в черной, с лицом, закрытым медицинской повязкой, но почему-то без автомата, идет наперерез, что-то нервно говоря. Посылается решительным Земляковым по известному адресу.
Адресация и уверенность старшего лейтенанта действуют на Яниса успокаивающе. А тут еще мост оканчивается спуском вниз: рядом лестница и самодвижущийся эскалатор. Ага, так это Москва!
— Москва? – спрашивает Янис с некоторым облегчением.
— Она, – признает Робин, глядя на товарища по разведгруппе с откровенным любопытством.
— А мост как называется?
— Новоандреевский. Это около ЦПКиО.
— Э… понятно. Я тут недалеко бывал. А почему санитар в черном?
— Это не санитар. Гражданская охрана, типа вспомогательной милиции. В маске, потому что тут санэпидемиологическая обстановка нехорошая. Болеет народ. Ты лучше руками ни за что не хватайся. Придем, придется хорошо руки помыть.
— Не только руки, – сумрачно добавляет Земляков. – В карантине все можно помыть, время будет.
…Лестница заканчивается, впереди выход в сквер. На спустившихся людей в форме с возмущением смотрят две пожилые женщины и собачка в шикарнейшей камуфляжной жилетке.
— Нацики бесстыжие! – ругается одна из бабулек. – И это в такое время!
— Мы с реконструкции, – непонятно объясняет Земляков. — Видите, какие побитые. Жертвуем собой во имя достоверности. Кому-то надо за немцев играть.
Бабульки все равно ругаются, Робин в голос ржет.
Земляков тоже хихикает, довольно нервно, и спрашивает:
— Янис, ты вообще как?
— Вообще нормально. Только нехера не понимаю. Мы как сюда попали?
— Не понимать – тоже нормально. Я в какой раз этак, но все равно не совсем понимаю. Тут, строго говоря, дело техники. В общих чертах объясним, время будет.
Нелепые и измятые бойцы идут сквером. Воздух пахнет чем-то химическим, бензином, от формы разведчиков почему-то отдает горелым. За зеленью проносится что-то лакированное, нестерпимо нарядное.
— Легковая машина, – поясняет Робин. – Внешне лоск, внутри примерно то же самое, что в «кюбеле», только продвинутее.
— Да, я понял.
Группа пересекает по подземному ярко освещенному туннелю широкий проспект. Движение просто адское – машины, блестящие автобусы, все сияющее, даже глазам больно. Скорость, изобилие, теснота… не, в таких условиях водить невозможно.
Прошли вдоль проспекта, по пустынной дорожке. Ни единого пешехода. Неужели тут все только на автомобилях ездят?!
Металлические ворота с вполне узнаваемой армейской звездой. Земляков жмет локтем кнопку на стене, одновременно колотит сапогом в створку двери.
— Эй, в автоколонне!
Дверь немедленно открывается. Трое бойцов вваливаются в пустой тамбур.
— Земляков, ты ли это?! – ахает динамик под потолком.
— Мы. Код четыре. Отворяй карантин, извещай техников.
— Делаем. Медбригаду?
— Не надо. Царапина у меня, остальные в норме.
— Вот ты даешь. Прям как обычно…
Двор тоже пуст. Лишь откуда-то изнутри доносится ревун-сигнал, довольно мелодичный. В углу двора появляются люди в форме, близко не подходят.
— Нам сюда, – Земляков пинает очередную дверь. Коридор, открытая дверь в конце, внутренние окна, загораются длинные лампы под потолком…
— Все, можно перевести дух. Но сначала в душ!
[1] На петлицах эстонского СС красовалась перевернутая «Э» с мечом и «отрубленная» рука с мечом.
[2] Солдатская книжка немецкого образца. Видимо, документ эстонского легиона СС имел некоторые отличия, но найти оригинальный документ не удалось.
[3] Старший лейтенант цитирует малоизвестную в то время сказку авторства Д.Р. Толкиена.
[4] Видимо, следствие вмешательства «К». Вообще с картами минных полей в те дни дело обстояло сложно.
[5] Название изменено. Разведгруппа высадилась где-то между городком Локсе и деревней Тситре. Примерно через месяц – 22 сентября – прямо в Локсе с 12 торпедных катеров будет высажена усиленная рота 1-го отдельного батальона морской пехоты. Сопротивления десант не встретит, но возьмет изрядные трофеи.
[6] Подразумевается военный легковой автомобиль повышенной проходимости Volkswagen Typ 82. Название «лоханки» (Kübelsitz) объединяет все немецкие военные легковые автомобили упрощенной открытой конструкции.
[7] Шутце – звание рядового, «стрелок».
[8]Улица Лай (Lai tänav, «Широкая улица») — одна из самых знаменитых улиц старого Таллина.
