— Прошу, пожалуйста! Пощадите! Эй! Я не хотел вам вреда! Нет! Прошу! — заверещал раненый усач, отползая от надвигающегося на него разведчика.
Артём подобрал свой револьвер, взвёл курок, заставив главаря рассыпаться в новом потоке извинений. Замолчал усатый изувер, только тогда, когда холодное дуло «Питона» упёрлось ему в лоб. Окровавленное лицо человека, которого он минуту назад бил, не подавало надежд на спасение. Артём выстрелил. Затылок Красному разнесло в клочья, и кровавые брызги украсили одежду Артёма, его револьвер и лицо.
* * *
— Ты, наверное, думаешь, что меня послал Ефрем? — и, не дожидаясь ответа, Артём продолжил, — Тогда ошибаешься. Знаешь, что он сказал?
— Миссия важнее, — голос Леонида сильно изменился.
Это были его первые слова после спасения. Когда они вышли из здания завода, они сразу поймали повозку, и, заплатив, поехали в телеге домой.
— Верно. Командир предал тебя, Леонид! Он бросил тебя в беде, и мне не позволил тебя спасать.
— Верно, — агент говорил, словно с набитым ртом.
— Что значит верно?! Ты совсем безвольное животное? У тебя нет чувства собственного достоинства?! Ну да, Ефрем говорил, что ты поймёшь его действия. Зря я, наверное, рисковал.
— Спасибо, — слова давались Леониду с большим трудом, и Артём заставил себя посмотреть на собеседника.
Вид был ужасающий. «Какая же я сволочь! Человеку сейчас совсем плохо, он едва держится, а тут я его донимаю своими глупостями».
— Извини, — вымолвил Артём, — Нервы ни к чёрту.
— Понимаю.
— Так… Ты откусил себе… Язык?
— Да, — с трудом разжал окровавленные губы Леонид.
— Тяжелая у тебя была ночка. Тебе вкололи что-то? — Заболодский в ответ кивнул, — И ты чтобы не сдать нас, откусил себе язык?
— Но они многое узнали…
— Главарь мёртв, так что, проблем не будет.
— Охранник… Он успел уехать.
— А, ну да. Что они узнали?
— Про предметы. И про количество наших людей.
— А про базу?
— Нет.
— Ефрем собирается уезжать.
— Уже нет необходимости.
Леонид привалился к плечу Артёма, и прикрыл глаза, не то, уснув, не то, задумавшись о чём-то отдалённом. И парень не стал продолжать тяжёлый разговор. Доехали они быстро. Грачёв помог другу выбраться, и, попрощавшись с извозчиком, потащил его к заводу.
Лицо Ефрема было крайне недовольное. Командир встретил раненых в дверях.
— Артём! Ты нарушил…
— Ты сказал, миссия важнее, чем жизнь Леонида, поэтому я оставил пароль у тебя на столе, я ничем, кроме себя не рисковал! — парировал Артём.
Дерягин ничего не ответил. Но в его глазах промелькнуло нескрываемое уважение и одобрение. Если бы Грачёв не сбежал, а договорился бы с командиром, то Ефрем непременно сказал «спасибо». Видимо, капитан волновался не столько за пароль, который унёс в своей памяти Артём, а за саму жизнь паренька.
Едва умывшись, и переодевшись, Грачёв взялся за свой дневник.
«Что я натворил! Я снова убил человека. Безоружного, слабого. Он сдался, просил о пощаде. О чём я думал в тот момент? О том, что этот изувер до полусмерти избил Леонида, и о том, как чуть не убил меня. Я мстил. Как тогда в лесу под Промградом, когда убил вождя туземцев. Это была не самооборона, не защиту невинных людей, нет для моего поступка достойного оправдания, я отстаивал только свои интересы, дал волю чувствам. Позволил эмоциям овладеть разумом. Я превращаюсь в зверя, в дикаря, ничем не лучше того усатого разведчика. В тот момент, когда я спустил курок» Питона», приставленного ко лбу врага, я думал что совершаю правосудие, что этот однозначно плохой человек, получает по заслугам. Но кто я такой, что бы вершить чью-то судьбу? Не мне ведь решать, жить кому-то или нет. А может всё-таки мне? Ведь, оставь я Леонида там, его убили бы, непременно, выходит, что я спас его, даровал человеку жизнь. Потому что я так захотел, и так же я отобрал жизнь у главаря Красных. И всё же. Каким бы не был жестоким мир, никогда нельзя забывать о человечности».
1. Нижний Новгород. Тихий хутор.
Тонкий лёд на лужице хрустнул под твёрдой подошвой тёплого и удобного ботинка. Артём нагнулся, снял иней с пожелтевшей травы, растёр его в руке.
— Быстро зима пришла в этом году, — заметил он, глядя в небо, где в весёлом танце кружились снежинки.
— Ещё до Потопа природа начала удивлять нас, — согласился Леонид.
Он так и продолжал говорить с дефектами. Красивый, бархатный, и приятный голос сменился картавым, шипящим. Артём и Ефрем обнадёживали сослуживца, говорили, что всё пройдёт, и язык заживет, и голос вновь станет былым, хотя они и сами в это не верили. Леонид тоже не питал особых надежд, теперь ему точно закрыт путь в диверсанты, с таким запоминающимся голосом, и сильным ожогом на лице. Но думать о смене работы он пока не торопился, сначала нужно завершить операцию «Мозг», а уж тогда, можно и на пенсию.
— Зима холодной будет, — вновь заговорил Артём.
— Где ты это услышал?
— Борис сегодня за продуктами ходил, а на рынке старик какой-то орал: «Спасайтесь глупцы! Бегите на юг! Грядёт ледниковый период!»
— Ты веришь в эти сказки?
— Я уже и не знаю, во что верить, если снег выпадает в конце октября, а осень приходит в начале августа.
— Тут ты прав. Природа не предсказуемая.
— Кому-то удаётся предугадать следующий шаг, но чаще всего такие люди бывают не услышаны, вспомни Потоп.
— Да, мне отец рассказывал. Что пророчили-пророчили, потоп, всемирное затопление, а все только смеялись, да язвили. Помню, сколько наивных шуток и анекдотов на эту тему было.
— Люди слишком глупые. И жадные. Сколько невинных погибло, потому что сразу не догадались построить огромные корабли? А сколько средств зажали лишь бы не построить впустую ковчег.
Подул сильный, леденящий ветер, и Артём в своей безрукавке зябко поёжился. Они сидели возле небольшой канавки, рядом с домом, где Леонида поймали Красные, и из-за дерева наблюдали за хутором.
— Вроде, чисто, — Заболодский отнял от глаз бинокль, и подмигнул Артёму.
За те два дня, которые отдали спасённому пленнику на отдых, раны агента немного зажили. Синяки стали еле видны, а ссадины покрылись корочкой.
— Ну, идём, — Грачёв взвёл курок «Питона», и ловко поднялся на ноги.
Тихо они подкрались к дому старушки, которая сдала диверсанта, и обнаружили, что дверь закрыта.
— Никого, — подтвердил Леонид, осмотрев окна затянутые не то полиэтиленовыми пакетами, не то бычьим пузырём.
— Давай, показывай, где сокровище своё зарыл.
