— Надо тачку поймать, — сказала Катя, выходя на дорогу, — Кого-нибудь из местных, кто знает, где эти Березняки.
«Н-да… — подумал я. — Снова она быстрее сориентировалась в обстановке. Старею».
Но вот чем хороша Россия, так это тем, что нет недостатка в желающих предоставить любую услугу за деньги, особенно чуть в стороне от Москвы. В общем, у нас и минуты не ушло на то, чтобы остановить машину и договориться с водителем до Березняков. Машина, правда, не ахти какая — серенькая «девятка» с проржавевшими крыльями, но и ехать было недалеко. Меня все сильнее охватывало волнение. Глядя в окно, я больше всего боялся увидеть валяющийся у обочины мотоцикл и тело Ирины в траве, но все равно смотрел и смотрел, все больше понимая бесполезность нашей затеи. Одно за другим, мне казалось, вылезали уязвимые места теории Кати о том, что, усыпив человека, убитого в сфере взаимодействия, можно избежать его смерти в реальности.
И тут же словно материализовались мои мысли — у обочины мелькнуло черное пятно, из которого воображение тут же создало образ перевернутого тяжелого мотоцикла. Я вздрогнул и закрыл глаза.
— Остановите, — сказала Катя.
Мне уже ничего не хотелось видеть, щелкнула дверь, открываясь, пахнуло прохладой снаружи.
— Да на что вам сдалась эта рухлядь? — удивился водитель,
Я открыл глаза и прильнул к окну. В кювете действительно покоился тяжелый мотоцикл «Днепр», но вблизи было видно, что он не первый год собирается тут зимовать, проржавел до дыр, а все ценное с него снял то ли хозяин, то ли местные кулибины для своих нужд.
— Вот зараза! — шепнул я и вытер холодный пот со лба. — Катя, не тормози, давай в машину!
— Фух, вроде на этот раз повезло, — устроившись на сиденье, сказала она. — У меня прямо сердце екнуло,
— Забей, — посоветовал я с умным видом, — От нас сейчас все равно ничего не зависит.
Мы снова тронулись, но выезжать на трассу не стали — оказалось, что водитель прекрасно знал местные сокращенные пути, не очень жалел подвеску, не чурался грунтовок, вследствие чего доставил нас в нужное село за каких-нибудь полчаса.
— Не знаете, где дом Трофимовых? — спросил я водителя, отдавая ему договоренную сумму,
— Да как не знать. Вот за остановкой сразу дорога наверх. Я там не проеду, дождями размыло. А пешком без труда. Да. Вот по левой стороне улицы пятый, кажется, дом. Ну, или шестой. Да узнаете сразу, там зеленый забор с гвоздиками остриями вверх. Трофимов, тот, что молодой, навбивал их, будто они воров остановят. Да ворам они что твоему слону дробина. К тому же и воровать там особо нечего. Разве что только бродяги или пацанва дом спалят. А то вон Суркины горели уже.
Мы с Катей выбрались на растрескавшийся асфальт и чуть ли не бегом рванули в гору. Из дворов на нас залились собаки, а их хозяева из-за калиток провожали нас недобрыми взглядами. До чего же русским свойственна ксенофобия! Казалось бы, разных народов намешано столько, что и нацией не назвать, а туда же — на каждого чужака волком смотрят. От хреновой жизни, скорее всего. Тут что чужак, что свой, все равно ничего хорошего не предвидится, но от своего хоть ясно, какой подлости ожидать, а чужак выкинет неизвестно что. Так и ведется испокон веку.
Дом с зеленым забором оказался седьмым. Через калитку было видно, что в окнах горит свет, но от сердца у меня все равно не отлегло. Я потянул расшатанную железную ручку, но изнутри оказалось заперто,
— Ирина! — крикнул я. — Искорка!
— Эй, хорош кричать тут! — раздался старушечий голос на другой стороне улицы. — Чай, не у себя дома. Чего надо-то? Хозяйка без мужа приехала, так что тебе, мужику, у ней делать? А?
Я не ответил, а вместо того постучал ногой в железную раму калитки. Грохот получился отменный.
— Да ты, чай, оглох? К тебе обращаюсь! — не унималась старуха, — Щас прям собак спущу!
— Отвянь, бабка! — психанул я. — Засохни!
Меня всего колотило от волнения, вызванного невнятностью ситуации. Я боялся, что мы опоздали, что Ирина не открывает потому, что уже не может, но оставалась надежда, что она попросту никого не хочет видеть.
— А ну, Черныш, — прокаркала старуха в противоположном доме. — Ату их, ату!
— Блин, Саша! — вскрикнула Катя. — Я собак боюсь!
— Да чего их бояться? — не понял я.
Хотя можно было и понять. Простым людям ведь с собаками не так часто приходится сталкиваться, а нас против них натаскивали так, что лично я от них уже устал под конец, а для испуга места не оставалось. Хотя смотря о каких собаках идет речь. Есть смысл бояться диких собак, которые живут по законам стаи, знать не знают никаких команд, а руководствуются одними инстинктами. Это звери, если такие нападают, то с ними можно только драться, и тут нужна сноровка и навыки. Ничего сложного, но надо быть к подобному нападению готовым, надо знать уязвимые места этих зверей и уметь направлять атаку именно в них, причем быстро и точно. Еще сложно противостоять специально натасканным служебным собакам, которые прошли особый курс дрессировки, не имеющий ничего общего с известными ЗКС (защитной караульной службой) и ОКД (общим курсом дрессировки). Что ЗКС, что ОКД рассчитаны на массового потребителя, поддавшегося на рекламные заявления, что собака является прекрасным оружием самообороны. Хрена там лысого! Обузой в городе она является, лишним бесполезным ртом, и больше ничем, а в деревне годится разве что будить хозяев при визите незваных гостей. Боевых же качеств ни сами собаки популярных пород, ни курсы их дрессировки обеспечить не могут. Другое дело специальные курсы, применяемые в военных и милицейских питомниках. Там и собаки совсем не те, что на руках у обычных граждан, не на сухих кормах вскормленные, а стоящие на специальном пищевом довольствии, и способы дрессировки совсем другие. Короче, обученная государством собака по боевым качествам отличается от домашней, пусть даже десять раз боевой породы, примерно так же, как современный танк отличается от газового пистолета. И противостоять нас учили именно этим грозным сторожевым псам, которые охраняют ядерные объекты или сопровождают опасных преступников на этапах. А эти дворняги… Чего им противостоять?
Услышав цокот когтей за спиной и сиплое дыхание четвероногого бабкиного сторожа, я резко развернулся, шагнул вперед и громко крикнул: «Фу!»
Это очень сильный сигнал для собаки, прошедшей обычный курс дрессировки, поскольку на начальном этапе данная команда всегда сопровождается болезненным ударом по морде. Да так и закрепляется — команда-удар. Пес, оказавшийся помесью шнауцера с неведомой мне лохматой породой, среагировал вполне адекватно, затормозив всеми четырьмя лапами, как тормозят незадачливые герои мультфильмов. Пользуясь психологическим преимуществом, я тут же махнул рукой сверху вниз и твердо приказал: «Лежать!»
