Оксана Обухова - Запомни - все обман! (СИ)

- Вот, это тебе, - проговорил хмуро. - Придется, Ваня, расставаться.

- Что-то случилось? - Привыкший к неприхотливой кочевой жизни Маугли, никогда не выражал желания уйти. Сулема решал, улаживал за него все организационные вопросы с властями. Гуцул и несколько сопровождавших их ребят, стали единственной семьей Ивана. Якорем скоротечных, трехмесячных воспоминаний, надежной гаванью-защитой, где никто не приставал с расспросами, не удивлялся странностям "Погребняка".

Алексей Николаевич рассказал о разговоре с крымским корешем, тяжело оседлал подлокотник кресла и, печально глядя на "приемыша", сказал:

- Будь моя воля, Ваня, я бы с тобой ни за что не расстался. И так придется отказываться от боя, неустойку бюргерам выплачивать...

- Много влетело? - поинтересовался Ваня.

- Не бери в голову, решу, - отмахнулся шибко заработавший на бойце промоутер. - Ты о себе побеспокойся. Твоя задача, парень, - исчезнуть, как тебя и не было. Направления мне не говори, открыток к рождеству не посылай, - усмехнулся, неожиданно проникнув в полной мере, как привязался к странному молчаливому бойцу. - Но если подопрет - не скромничай. Чем смогу - всегда пожалуйста. Ты мне не чужой.

- Спасибо, Алексей Николаевич, я понял. Но..., вряд ли вы когда-нибудь обо мне услышите.

- Не зарекайся!

- Я не зарекаюсь, я рассуждаю здраво. Вы помогли мне притереться к этой жизни, теперь я смогу бесследно раствориться. Не привлекать внимания особенностями. Я буду осторожен.

Маугли исчез из гостиницы той же ночью. Утром, выйдя на завтрак в ресторанный зал отеля, Алексей Николаевич увидел за угловым столиком новичков: парочку накачанных парней с внимательно-рассеянными глазами.

"Вовремя ушел Ванятка", - подумал Сулема, раскрыл спортивную газету и начал неторопливо потягивать кофеек из крошечной белой чашечки.

Первым пришел кот.

И Воронцов даже не понял, почему вдруг открыл ему входную дверь квартиры.

Стоя на пороге в измятых спальных трусах, успел удивиться. Потом обрадоваться, мелькнула мысль - "я становлюсь нормальным?!", память перестала регистрировать мельчайшие детали бытия, пропустила, не отпечатала в анналах звонок в дверь... Какие-то шалопаи позвонили, хихикая сбежали вниз по лестнице. Кот дотянуться до звонка не мог, будь даже он из цирка.

Захар сосредоточился... Невероятная фиксирующая все и вся память, мгновенно восстановила порядок.

Воронцов проснулся не от звонка. Встал с постели. Поддернул резинку широких клетчатых шортов. И, зевая, поплелся к двери.

Звонка оттуда точно не было. Был только сидящий на коврике под дверью крупный полосатый кот с драным левым ухом. И некое странное, призывно-требовательное, щекочущее ощущение, заставившее Захара подойти к двери и отпереть замок. Воронцову показалось, что к двери его как будто бы позвали.

Кот позвал.

Вот засада, всерьез расстроился мужчина, начинается, блин, заново! Точнее - продолжается. Вот уже несколько дней Воронцову казалось, что его голова временами превращается в телевизор, заполненный "белым шумом". Причем телевизор древний, с ручками настройки на корпусе, которые некая нетерпеливая рученка постоянно покручивала, пытаясь выловить в мельтешащем черно-белом крошеве устойчивую передачу: найти канал трансляции.

А подобных странных ощущений Воронцов боялся до одури. Человек, семь лет ходящий по тонкой грани между сумасшествием и здравием, не мог беспечно отнестись к любым возникшим вдруг кульбитам рассудка: ощущение "белого шума" Захар испытывал впервые. Тумблер "настройки" щелкнул в голове четыре дня назад. Причем, мягко говоря, - не вовремя. "Шум" накатил в особо трепетный момент, когда Захар нежно мял пальцами ладошку Дины, уговаривая любимую назавтра отправиться в ЗАГС.

Диана что-то отвечала... Воронцов не слышал. В голову залетели и привольно расселились мириады жужжащих черно-белых мошек, зрение расфокусировалось, лицо Дианы исказила зыбкая, плескающаяся пелена...

Предложение руки и сердца вышло комканным; Захар даже забыл о бархатной коробочке с бриллиантовым колечком, что так и осталась лежать в кармане джинсов.

Смущенно извинившись перед - вроде бы? - невестой, Воронцов почти бегом, ничего не видя перед собой, ушел из парка. Диана осталась на лавочке возле фонтана.

Захар бежал по улицам небольшого южного городка, задыхался не от бега, а от ужаса - сумасшествие его настигло! некие преграды, препоны для безумия, оставленные в голове подопытного учеными с военной базы - рухнули! Кошмарные видения из снов, проникли наружу, начали затапливать сознание, словно канализационные стоки темный подвал.

И этого Воронцов ждал и боялся всегда. Что сделали с его телом и рассудком ученые из военной лаборатории, узнать невозможно. Действенность некоторых разработок можно проверить только временем. Временные рамки раздвигаются медикаментозно, лишенный препаратов сбежавший "подопытный кролик" вполне оправданно ожидал каких-то сбоев в организме.

Сбой подло вдарил по мозгам. Хотя Воронцов предпочел бы жить в хилом теле, но здравом рассудке.

Семь лет назад, выбирая между собственными ощущениями и логикой, Захар - тогда еще Иван Погребняк, убедил себя, что отторжение мира, в котором он очнулся, вызвано опытами, проводимыми над его интеллектом. Неправильность окружающей его действительности он списал на побочные действия вмешательства в мозг "кролика". Искать иное объяснения он не отважился: иное лежало в области фантастики, эзотерики, мистики, психиатрической лечебницы.

Ученые, противодействуя ощущениям, втолковывал себе Захар, ускорили мои интеллектуальные операционные возможности, "растормошили" спящие зоны мозга, раздвинули пределы оперативной памяти, сделав ее практически безграничной; телесные реакции, рефлексы довели до совершенства.

Как долго интеллект и тело могут существовать в подобном ускоренном режиме - не известно. Захар Воронцов ожидал, что сбой может произойти в любой момент. Однажды он может проснуться и не узнать себя в зеркале. Однажды он может очнуться на вокзале среди бомжей. В камере среди уголовников, обвиненным в убийстве, краже, ограблении. Но самым страшным было бы пробуждение в смирительной рубашке...

Жить под таким прессом - жутко. Жить без обычных человеческих привязанностей - невыносимо. Пять лет Воронцов запрещал себе даже помыслить о семье и дружбе. Мотался по земному шарику, петлял, сбивая со следа возможных преследователей: денег, что он заработал на боях, хватило бы года на полтора скромнейшей жизни. Предвосхищая недостаток средств, месяца через два после побега из европейского отеля, Воронцов вычислил по биржевым сводкам японскую фирму, хиреющую на разработках бытовых приборов, скупил их акции и отправил на электронный адрес японцев кое-что из своих придумок.