Признак девять: рука в мешке, сумке или кармане. Во времена моего отца — был такой прием. Если ты видишь человека с сумкой, и другие признаки присутствуют, хотя бы половина — ты бросаешься к нему, сшибаешь на землю и обхватываешь руками. И давишь — как медведь, не выпускаешь, при этом вопя как сирена. Руки блокированы — до детонатора уже не добраться. Если ты ошибся — в принципе можно извиниться, ведь вреда никакого не нанесено за исключением нескольких неприятных минут. Если же нет — то ты мог считать, что жизнь прожил не зря.
Террористы поняли, что к чему и стали засовывать руку в карман или мешок, чтобы держать палец на детонаторе, но это тоже стало признаком. Если ты видишь человека, одна рука которого засунута в карман или в сумку, и он оттуда ее не достает — дело плохо. Если ты видишь человека, который идет, засунув руки в карманы — это тоже повод приглядеться. Если ты видишь женщину в никабе, одна рука которой необычно плотно прижата к телу и не двигается — обычно, в никабе делается прорезь на боку, не так заметно со стороны — бей тревогу, может и успеешь. Даже если просто залечь — тяжесть последствий террористической атаки сокращается на порядок. Если залечь за препятствие — при подрыве шахида ты уцелеешь почти гарантированно — только оглушит. Если схватить шахида и подать команду ложись — вероятно, ты спасешь несколько жизней, и посмертно тебя наградят.
Человек, которого я определил как террориста — держал руку в кармане. Правую, которая у большинства людей ведущая.
Одну…
Пять. Пять из десяти признаков — при том, что один устарел, а один не имеет отношения к Италии, здесь нет исламского экстремизма. Если так — то получается пять из восьми, или ноль шестьсот двадцать пять, если произвести простое арифметическое действие. По правилам, принятым в Персии — при наличии четырех признаков из десяти — следует бить тревогу, шести — предпринимать немедленные действия. По обстановке.
По обстановке…
Ухватив с подноса официанта бокал — я решительно двинулся вперед. Человек этот — в последний момент то ли услышав, то ли увидев боковым зрением, то ли почувствовав меня, попытался уклониться от столкновения — но я был еще быстрее.
— О… прошу прощения, — сказал я по-русски, и тут же перешел на итальянский, — Mi dispiace, signor. Non cosparso?
Надо было видеть, как он отреагировал на русский язык. Не сказал ни слова — но по глазам вижу — понял. Все — понял.
Мы посмотрели друг другу в глаза — и он уступил, даже особо не сопротивляясь. Понял, что охота на сегодня — закончена. Выстрелить сейчас я ему не дам, а с другой позиции не получится — потому что я уже знаю его, занять "чистую" позицию не позволю. Да и людей много.
— No, signor, — коротко ответил он, повернулся и начал протискиваться в сторону выхода.
Аж волосы встали дыбом. Отходняк. Господи… это в Италии то. Что творится…
Черт бы побрал всех этих террористических ублюдков, которые готовы подохнуть сами и не дают нормально жить людям. Как же надоело жить в перекрестье прицела…
— Синьор…
Я повернулся… наверное, излишне резко, едва не расплескав шампанское.
O-la-la…
Ей было около тридцати, судя по осадке — бывшая модель, манекенщица. Темные волосы. Не молоденькая и глупая — а только вступающая в рассвет женщина, только начинающая до конца осознавать свою магическую притягательность для мужчин. От двадцати восьми до тридцати трех, я бы так сказал. Как раз то время, когда молодая, щенячья глупость уже прошла, очарование опытной женщины только приходит, тело все еще молодо. На этом балу — она явно была королевой, все остальные — так… свободные охотницы на промысле. А вот она не охотится, для охоты она слишком уверенно себя ведет.
Как дома?
— Сеньорита… — я поцеловал даме руку.
— О… спешу вас разочаровать, но меня так называли лет пять назад. Сейчас я, увы, синьора. Баронесса Микелла Полетти.
Кольца на ней не было, я успел это заметить.
— О, не разбивайте мне сердце столь поспешным признанием…
Баронесса расхохоталась. Смех у нее был просто очаровательный — не регот простолюдинки и не вымученное веселье профессиональной охотницы за кошельками — а очаровательный грудной смех…
— Увы, синьор… увы… Однако, признайтесь же и вы… я полчаса искала кого-то, кто бы представил меня вам… оказалось, вас никто здесь не знает…
— Признаюсь. Вице-адмирал, князь Александр Воронцов.
— О… вы русский?
Я поклонился.
— И вы… вероятно, новый посол? Фон Граубе просто несносен…
— Синьора, я покинул действительную службу несколько лет назад. Сейчас я здесь с исключительно частным визитом. У меня есть некие дела … в Персии, в Тегеране. Здесь, я ищу. С кем можно было бы их обсудить.
— Как интересно… Вы бывали в Тегеране… говорят, там такой ужас творился…
— Сударыня, больше года я справлял там обязанности Наместника Его Императорского Величества.
Говоря с очаровательной дамой, я смотрел все время ей в глаза. На Персию, на Тегеран, на мое имя — она не среагировала. Но она что-то знает. Как я это понял? Да просто — ощущение такое. Это сложно объяснить — но осведомленный в чем-то человек ведет себя несколько иначе, чем неосведомленный. Как говорится — тайна изнутри распирает. Если уметь наблюдать — то можно это и увидеть…
Ситуация со СПИДом была в этом мире намного лучше, в мире рассчитывалось всего около двадцати миллионов больных и ВИЧ-инфицированных, что на порядок меньше чем в нашем мире. Дело было в том, что в Африке белые создали достаточно эффективную медицину, и она не давала заразе распространяться. Вторым заслоном на пути СПИДа были жесточайшие наказания за употребление наркотиков. Но эффективного лекарства против СПИДа так и не было найдено. Основным каналом распространения СПИДа как и в нашем мире были мужеложцы и наркоманы, нормальных людей он касался в малой степени.
