Терем самовилы[30]
Возводила самовила,
Возводила стройный терем,
Между небом и землею
Возводила, в черных тучах.
Как она столбы вбивала,
Что ни столб — юнак пригожий,
Как закладывала стены,
Бревна — девы-белолички,
Как стропила городила —
Черноглазые молодки.
Крыла кровлю, но не тесом,
А младенцами грудными,
А старушки в белых юбках
Стали кольями ограды,
А дверными косяками —
Старцы с белой бородою.
Но семидесьти младенцев
Недостало самодиве,
Чтобы свой достроить терем.
И послала самовила,
В Прасково наказ послала,
В Прасково наказ крестьянам:
«Дайте, прасковцы, мне выбрать
В людных селах придунайских
Семьдесят грудных младенцев,
Чтобы свой достроить терем!»
Собрались тогда крестьяне,
Собрались да порешили:
Не позволим самовиле
Забирать детишек малых
В людных селах придунайских.
Пусть она берет планину,
Пусть туда приходит с бурей,
Там ей хватит стройных елей,
Стройных елей, крепких сосен,
И пускай свой терем строит!
Осерчала самодива,
Налетела на планину,
Три дня дует, три дня валит,
Наломала стройных елей,
Стройных елей, крепких сосен
И достроила свой терем.
Не дала жена с шеи монисто[31]
Городил Будим[32] будимский Йово,
И когда огородил он город,
Вкруг Будима стены поставил,
Сорвался тогда с Будима камень,
Ногу Йово перебил в колене
И в плече перебил руку.
Он болеет сильно и долго,
Тут случилась нагорная вила.
Увидала Йово, закричала:
«Что с тобою, будимский Йово?
И какая от бога неволя?
Что ты стонешь в траве зеленой?»
Йово виле тогда отвечает:
«Как я стены городил в Будиме,
Как вокруг Будима стены ставил,
Сорвался тогда с Будима камень,
Перебил мне ногу в колене,
Повредил мне правую руку».
Вила говорит на это Йово:
«Кабы знала я, будимский Йово,
Знала бы, что крепко слово держишь,
Я бы раны твои залечила.
Дал бы ты мне материны очи,
Дал бы ты мне сестрицыны груди,
Дал бы ты мне женино монисто,
То, что братья жене подарили,
То, что стоит оку дукатов?»
И схватила бахромчатый пояс
И хлестнула будимского Йово.
Йова встал, как будто вновь рожденный,
И оттуда направился Йово,
И приходит он к родному дому.
Его в доме матушка встречает.
«Слава богу, вот мой сын явился! —
Обнимает сына и целует,
Спрашивает о его здоровье. —
Неужели, сынок мой Йово,
Вкруг Будима стены ты поставил?»
И на это отвечает Йово:
«Правда, матушка, так оно и было,
Вкруг Будима стены я поставил,
Да с Будима сорвался камень,
Перебил мне ногу в колене,
Перебил мне правую руку.
И лежал я в траве зеленой,
И случилась нагорная вила:
«Что с тобою, будимский Йово?»
И на это я виле ответил:
«Я, Йово, сейчас строил стены,
Вкруг Будима стены я поставил,
Да сорвался с Будима камень,
Перебил мне ногу в колене,
Перебил мне правую руку.»
За леченье обещал я виле,
Что отдам твои черные очи.
Хочешь ты отдать свои очи?»
На это мать отвечала:
«Да, отдам тебе я, Йово, очи,
Й слепую ты меня прокормишь».
Как к сестре своей явился Йово,
Закричала сестра: «Слава богу!
Слава богу, брат ко мне явился!»
И сестре своей молвит Йово:
«Не отдашь ли ты свои мне груди?»
И сестра ответствует Йово:
«Я отдам за тебя белые груди,
Ты меня и калеку прокормишь».
И к жене своей явился Йово,
Так он говорил своей супруге:
«Хочешь ли отдать свое монисто?»
А жена ему отвечает:
«Не отдам тебе свое монисто,
Что мне братья привезли в подарок
Из Млетака[33], за оку[34] дукатов,
Отыщу себе хозяина получше,
Что не знает вина и куренья,
Зато копит лавки и товары».
Это слышит нагорная вила,
Как узнала она про монисто,
Отравила у Йово раны.
Молодица на жатве и самодивы[35]
Раз поспорила Драганка
Со свекровью и со свекром,
Со своим деверем младшим,
Что сожнет она всю ниву,
Ниву ту, что на кургане,
Ниву, что три дня пахали
Буйволами в три упряжки[36]
И волов четвертой парой, —
Дескать, жать начнет с восходом,
А окончит жать с закатом.
Так вот и пошла Драганка,
Люльку же с младенцем малым
Прикрепила к шелковице;
Сдала жать она с рассветом
И окончила с закатом,
И пошла себе Драганка,
А младенца позабыла
У межи на шелковице.
Скоро вспомнила Драганка,
Что дитя она забыла
У межи на шелковице,
И она вернулась к ниве,
Чтоб забрать домой младенца.
Только глянула Драганка,
А при нем сидят три волка.
Говорит волкам Драганка:
«Волки вы, волчья стая,
Уходите вы от люльки,
Дайте мне забрать младенца!»
Говорят Драганке волки:
«Ой, Драганка-молодица,
Вовсе мы не стая волчья,
Мы не волки, мы три дивы,
Три дивы, три самодивы.
Ты ответь-ка нам, Драганка,
Коли ты всю ниву сжала,
Ты сама ли ее жала,
Ты сама ль ее дожала?»
Говорит Драганка дивам,
Трем дивам, трем самодивам:
«Не одна я ее жала,
Не одна и дожинала.
Это вы со мною жали,
Первая брала колосья,
А вторая сноп вязала,
Третья же дитя качала».
Мате Юранович и вила-водарица[37]
Лесом едет Юранович Мате,
Лесом едет и лес проклинает:
«Накажи тебя бог, лес мой черный,
Если капли воды в тебе нету!»
Кто-то из лесу отвечает:
«Ты, мой свет, Юранович Мате,
Не кляни ты лесок тот зеленый,
Будто нет в нем воды нисколько!
Повернись лучше слева направо
И увидишь Дунай студеный,
У воды же — вилу-водарицу.
Подать вила взимает[38] большую:
Обе белые руки — с юнака,
Обе белые груди — с девицы,
С молодицы — золотые перстни».
Как услышал Юранович Мате,
Повернулся слева направо,
И увидел Дунай студеный,
И себя напоил и лошадку.
Помогли бог и счастье Мате —
Вила-водарица уснула,
И поехал оттуда Мате,
Напевая, конем играя:
«Тебе, боже, большое спасибо,
Обманул я вилу-водарицу —
И себя напоил и лошадку!»
Отвечала водарица Мате:
«Мате, не меня обманул ты,
А себя самого обманул ты!»
Но сказал водарице Мате:
«Погляди-ка, белая вила,
Как заходит жаркое солнце!»
Укуси ее змея, обманулась,
Обернулась к жаркому солнцу.
Как увидел то Мате Юранович,
Так отсек ей голову саблей.
Королевич Марко и Вида-самовила[39]
