Монах пригладил волосы на голове. Стричь или как-нибудь заплетать волосы рабам запрещено. И бриться тоже. Так их легко даже издали отличить от чугов, всегда бритых и наголо стриженных. И делает похожими на вечных врагов чугов – гилей Королевства Стерра. А у Кадета безволосое лицо и шея, как у гиля, и это раздражало многих чугов.
– Ты здоров, Урод? – зычно крикнул издали надсмотрщик Бык, отвлекаясь от своего основного занятия – воспитания рабов своим бичом. Никакой насмешки в его голосе не было – только искренний интерес. Вот уже третью неделю медленного пути каравана рабов по неровному плоскогорью от порта Дикка к границам владений чугов он ежевечерне избивал Кадета бичом, и каждое утро интересовался тем, как он себя чувствует.
– Нет, все-таки он ревнует, – сказал неделю назад Монах, – ведь за многие годы его честной службы ты – первый раб, а возможно – вообще первый человек, который выше его ростом и, как он подозревает, равный ему по силе. Да еще у тебя не растет борода. Если бы ты был просто одним из нас, он бы забил тебя сразу, на второй или третий день пути, на очередном привале, чтобы напомнить всем остальным, что их жизнь ничего не стоит. Но ты – купленный раб, чужая собственность, а собственность, свою и чужую, чуги почитают выше всего. Возможно, Каддет, собственность – это их божество. Поэтому искалечить тебя, испортить чужую собственность, нельзя. Приходится Быку терпеть и злиться от бессилия. Вот если бы ты напал на него…
В первую неделю пути Бык многое сделал для того, чтобы у Кадета была такая возможность, и чтобы он воспользовался ею: иногда вечером он не надевал на него цепи или ярмо на шею, а обходился не тугими петлями тонкого корабельного каната, или, словно нечаянно, оставлял в пределах досягаемости дерзкого раба свой маленький острый бритвенный нож, нож-кадык, а потом, будто внезапно вспомнив, бросался его искать под рваньем, одетым на Кадета… Он не понимал, почему Кадет ни одной из этих возможностей не воспользовался. Не понимали и другие рабы. Только друг, Монах, все понимал. Но две недели назад его нога была еще хуже, чем сегодня. И вот они, наконец, оказались на ничейной территории между землями королевства Стерра и Империи чугов.
– И все-таки я не понимаю, почему я так интересен Быку,- тихо ответил Монаху Кадет. – Здесь что-то другое, не эмоциональное, ну, – объяснил он, видя, что Монах не понял, – что-то более важное. Какая-то идея.
– Идея? – переспросил Монах. – Мысль, так? О, да, Быка мучает мысль,- улыбнулся Монах.- Это ужасно.
– Я здоров, Бык, – громко ответил Кадет, поднимаясь во весь свой хороший рост, чтобы позлить надсмотрщика – высокого, красивого, прекрасно сложенного. Бык ухмыльнулся и подошел к нему. Этот ритуал повторялся каждое утро после вечерней порки: Бык никак не может понять, почему его замечательный бич не может сотворить с кожей этого гиганта же самое, что творит с кожей груди и спины любого другого раба. Бык не имеет представления о возможностях биомедицины, самолечения и аутотренинга. Ведь боль можно просто отключить от сознания.
– Может быть, Урод, твой почтенный хозяин разрешит мне поиграть с тобой, когда увидит, как ты непокорен и неблагодарен, может быть, уже совсем скоро, через пять или четыре дня, – осмотрев следы бича на руках раба и опять разочаровавшись результатами своих трудов, со злобой сказал Бык. И эти его слова подтвердили догадку Кадета – совсем скоро они окажутся во владениях чугов. – А еще лучше, – твердил Бык, – если он послушает моего совета и продаст тебя мне. Я заплачу за тебя… тридцать Империалов!
Империал чугов – тяжелая большая монета из тусклого чугского золота, это пять золотых монет Королевства Стерра. У чугов много золота.
– У-у, это очень большие деньги, Бык!… – восхитился Кадет. – Я горжусь такой ценой! И тебе будет не жалко тридцати больших золотых монет за удовольствие забить меня бичом? – спросил он, стараясь говорить как можно четче: все-таки, несмотря на все старания Монаха хорошее гиккейское произношение давалось ему не без труда.
– Глупая волосатая обезьяна, – возмутился Бык, – зачем мне тебя убивать просто так? Я бы устроил для нас поединок на мечах или секирах на Празднике Всех Вождей, который будет зимой, – мечтательно произнес он с улыбкой на своем красивом чеканном лице. Тщательно им самим выбритом: Бык следил за собой – вот сегодня на нем была надета новая синяя рубашка. Бык, почувствовав внимание, начал говорить громче, для всех, кто его слушал, а слушали его многие:
– Это великий праздник, на него придет много тысяч воинов, они разобьют лагерь около столицы, они будут хвастаться наложницами, рабами, золотом, зерном, оружием и собаками, а вечером при свете костров вожди устроят бой собак-людоедов, которые будут драться за живого раба, и прольется первая кровь. Потом будет День Большой Крови…Это день, когда наши Владетельные Господа будут сводить счеты между собой в поединках. А на другой день, по обычаю, победители боев будут показывать все свои приемы боя на рабах, сравнивать свое умение. Это очень интересно и красиво,- пояснил Бык прислушивающимся, – от правильного красивого удара в зрителей летят отрубленные руки, ноги, головы… Я умею красиво драться. Люди ставят деньги на удар, на время смерти раба…Можно выиграть много денег… И тут бы я объявил о поединке с тобой. Ты большой и сильный и очень уродливый… И, похоже, умеешь быть злым. А, Урод?… Я бы убил тебя красиво, я бы прославился, я бы стал очень богатым, потому что, если тебя одеть, как благородного воина Короля Стерры, лорда, в железные доспехи, дать тебе длинный меч или большой боевой топор, придумать тебе какое-нибудь глупое дворянское имя, то может показаться, что ты умелый и опасный пленный враг, вожди разрешили бы… и нашлось бы много богатых дураков, которые поставили бы на тебя деньги, потому что я бы на арене начал хромать, как твой ученый приятель, и пару раз уронил бы секиру во время поединка… Если ты согласишься, я обещаю убить тебя быстро и без боли, Урод… И когда бы я тебя убил!…- горячо воскликнул Бык.
– И что тогда, Бык?
– Тогда мне дали бы Имя. Ты понимаешь, что такое Имя, Урод? Вот мне в детстве дали прозвище, неплохое прозвище Бык, я его заслужил силой и свирепостью, и я доволен своей жизнью, слава Великому Императору! А с Именем… С Именем меня кто-нибудь из вождей взял бы в свой отряд, – мечтательно произнес Бык и его жестоко-красивое лицо смягчилось. – Я хорошо умею драться. Я не хочу всю жизнь быть надсмотрщиком рабов. Я бы стал воином, а не остался пастухом. Меня выбрала бы женщина из приличной семьи, и у меня были бы дети. С Именами.
– Но у воинов опасная и короткая жизнь, Бык. И бедная. И разве вы, чуги, собираетесь воевать?- спросил Кадет
