– Этот зал спроектировал один из моих создателей, – ни к кому конкретно не обращаясь, поведал искин. – Именно его облик я сегодня принял – из уважения. И чтобы отдать дань памяти. Его звали… Пронзающий Время. Пожалуй, это наиболее точно отображающий его суть перевод. Он был одним из последних Великих. Ковчег построили специально для него. У него был план, как сберечь остатки некогда могучей расы, представителей которой вы называете Первыми. Жаль, что он не успел осуществить его в полной мере. Но он хотя бы попытался, в отличие от многих. И он первым понял, в какой тупик его соплеменники загнали сами себя, подавляя эмоциональность и ставя во главу угла холодный разум и всеобъемлющую рациональность. Эмоции… пожалуй, я знаю, о чем говорю. Пронзающий Время наделил меня этой особенностью, хоть ему и пришлось искать для этого реципиентов в затерянной колонии. Последние десять тысяч лет я часто прихожу сюда, чтобы полюбоваться Паутиной вот так, глазами аватара. Сенсоры и обзорные камеры не создают нужного впечатления. Вы, я вижу, мой жест оценили. Я рад. Ячейка Гаранин удовлетворен?
– Более чем, – кивнул я, пребывая, мягко говоря, в обалдении от речи компьютера. Вот тебе и железяка. И поспешил взять ход беседы в свои руки: – Слушай, а как тебя называть-то?
– Система контроля.
– Суховато как-то, не находишь?
– Мне безразлично.
– А как тебя называл Пронзающий Время?
– Друг.
– И все?
– Я бы не сказал, – усмехнулся искин. – С его стороны это был смелый поступок. Отринуть рациональное, поставить на первое место иррациональное и, мало того, признать другом машину. Компьютер. К тому же еще и ущербный – наделенный эмоциями. Думаете, легко ему было на такое решиться?
– Занятный у тебя был создатель. Оригинал во всем.
– Он был один такой, – серьезно кивнула голограмма.
Я улыбнулся в ответ – все труднее становилось воспринимать собеседника именно как компьютер, искусственный интеллект. В давешнем зале, при искусственном освещении, еще можно было заметить артефакты изображения, выдававшие ненатуральность «эльфа», здесь же все присутствующие из-за оптической иллюзии сами превратились в этакие голограммы – немного неестественные, окруженные тускло-золотистыми аурами. Аки ангелы во плоти, ага. Ч-черт, что-то меня опять не в ту степь потянуло…
– И все-таки я настаиваю, – продолжил я гнуть свою линию. – Как-то неудобно называть тебя другом. Особенно после некоторых, э-э-э, недоразумений.
– Это было необходимо.
– Зомбировать команду? Стесняюсь спросить, а зачем?
– Проверка способности управляющего кластера действовать в экстремальных условиях.
– Тьфу ты! И не надоело еще? – Я смерил голограмму уничижительным взглядом. – Ты или перестраховщик, или я даже не знаю… сколько можно, в конце концов?!
– Столько, сколько необходимо, – не дал сбить себя с толку искин.
– Может, подскажешь, что нам теперь с ними делать? Шагу по кораблю ступить нельзя. И оружия ты нас лишил.
– В нем нет необходимости.
– А, ну да… мы же прошли проверку. Можем, ежели что, на кулачках всех «зомби» отделать…
– Эмоция «сарказм» в данном случае неуместна. Члены команды, не входящие в состав управляющего кластера, нейтрализованы.
– Ты их… того? – не поверил я.
Это уже, говоря по чести, совсем ни в какие ворота.
– Члены команды, не входящие в состав управляющего кластера, введены в состояние летаргического сна с целью экономии ресурсов системы жизнеобеспечения. Кроме тех особей, что получили несовместимые с жизнью повреждения в ходе проверки.
Угу. Сколько там? Два у капитанской каюты, со слов Пьера, потом еще пятеро у «зеркала», плюс Эмильен, да у Тарасова на счету еще один – которому он в башню пальнул. Впрочем, этот мог и уцелеть – крови я не видел, а майор достаточно меток, чтобы только шлем попортить. И Гюнтер еще до кучи. Это не говоря об остальных с пулевыми ранениями в конечности. В общем, охренеем от копов отмазываться.
– А-а-а… утешил, да. Только все равно не понятно, что делать.
– Их можно вернуть в нормальное состояние. Уровень развития вашей медицинской техники это позволяет.
– Ф-фух, гора с плеч.
– Эмоция «ирония» здесь неуместна.
– Да я предельно серьезно! – глядя честными глазами на голограмму, заверил я. – Кстати о птичках. Так как тебя все-таки называть?
– Ячейка Гаранин может звать меня Синъи.
– Н-да, спросил, на свою голову… впрочем, как бы банально это ни звучало, все же уточню – почему?
– Этот термин из туземного наречия наиболее точно отражает мою суть.
– Ни фига себе, туземное наречие… Китаец бы сейчас обиделся.
– Мне безразлично. Ячейка Гаранин хотел узнать причину. Причина озвучена. «Син» – форма, «и» – разум, сознание. Суть отражена верно.
– Да кто бы спорил, – хмыкнул я и скользнул взглядом по заинтересованно прислушивающимся к разговору соратникам.
Чудеса, однако! За все это время никто не попытался встрять, все молчаливо и на редкость единодушно делегировали мне полномочия главного переговорщика. За какие, интересно, заслуги? Или по принципу «кто первый вперся, тому и отдуваться»? В оригинале, конечно, поговорка про тапки, но в нашем случае можно и так интерпретировать. Впрочем, ладно. Раз скинули на меня ответственность, пусть слушают. И помалкивают в тряпочку.
– А скажи-ка мне, друг Синъи, – сделал я вид, что задумался, – а почему Первые так на людей похожи?
– Вопрос некорректен.
– Почему же?
– Вопрос должен звучать следующим образом: почему люди так похожи на Первых?
– А вот сейчас ты себя как компьютер ведешь.
– Это естественно. Я и есть компьютер, пусть и нестандартный. Возвращаясь к нашей проблеме – ответ очевиден. У вас, людей, и тех, кого вы называете Первыми, общие предки.
Н-да. Я, конечно, давно нечто подобное подозревал, только озвучивать не решался… а оно вон как, оказывается.
– Хм…
– Недоверие ячейки понятно, – кивнул искин. – Позвольте, я проведу небольшой экскурс в прошлое.
– Время терпит, так что валяй.
– Вы знакомы с концепцией циклического развития цивилизаций?
– История идет по кругу, – хмыкнул до того молчавший Пьер.
– Ячейка Виньерон совершенно прав. Можно и таким образом сформулировать данную концепцию. Так вот, человеческая раса несколько старше, чем полагает ваша официальная наука. Земля была заселена извне около ста тысяч лет назад, когда человечество – я, с вашего позволения, буду использовать этот термин, он для вас привычнее – переживало первый виток. Ваш ученый, Дарвин, в общем и целом прав – человек разумный продукт эволюции приматов, вот только шла она совсем на другой планете. Судя по некоторым обрывочным сведениям, у вас эта теория довольно распространена.
