– Дубынька, – не оборачиваясь, сказала повариха. – Больше двух не воруй, а сопрёшь, пойди на маслобойню, принеси мне три марки масла, да сперва руки вымой!
– Я один для Геалы сиротки! – начал оправдываться Дубыня.
– Хоть для Дакриодоры, вечно печальной девы, только руки вымой!
Молчание за кухонным столом наконец нарушил Самбор:
– Ты прав. Я как увидел Меттхильд тем летом на Вармской косе, так и понял, что влип. Как сейчас помню, сидит на корточках у моря, ищет янтарь, а платьице беленькое в горошек, и подол мокрый.
– Вот и я… – Вратислав покачал головой. – Так что вы с Гормом урядили, и скольких ватажников тебе дать?
– Ватажников хоть вовсе не давай, столько добровольцев напросилось в поход, замок лопнет!
– Ралландцы?
– Ралландцы, альбинги, и всё брусовское рушение. Дай ракетные огнемёты и огнесмесь. По пути поставим на коннахтские башни. «Тыллю» ещё два дня хода через море.
– Дам. Хоть все бери – не любы они мне. На что она, огнесмесь?
– Круг земной слегка поотчистить от всякой заразы.
– Круг земной отчистить, в Поморье огнесмеси не хватит.
– По-твоему, раз весь нельзя отчистить, так из-за куска не стоит и стараться?
– Нет, я не про то. Просто огнесмесью всех проблем не решить, а по одной их решать, замаешься. Нужен системный подход, а то от чолдонцев избавимся, сколо́ты из Дикого Поля нагрянут, за теми – исседо́ны какие-нибудь… Так, неровён час, окажемся, как багряная гегемония – все нашествия отразили, только не больно им это помогло… И вот о чём ещё подумай, – воевода почему-то принялся рассматривать свой кулак. – Есть смертные в земном круге, которых просто нужно убить. Убить, пепел развеять, и на погребальное кострище помочиться. Но одно дело, когда ты врага убиваешь, глядя ему в лицо… А с чолдонцами мы даже не как с врагами, а выжечь их хотим, как ты сказал? Как заразу, или как сорную траву…
– Тоже верно, заживо сгореть – скверная смерть.
– Смерть, она всегда смерть, не в том дело. Помнишь Мировола – тоже ведь сгорел, как сходил с эпицикла в атмосферу. Вытащили его из посадочной ступени, помочь хотели, шлем с него вместе с лицом снялся, а ведь не скажешь, что плохая смерть?
– Так, не скажешь. Предостойнейшая. Про него ведь и песню сложили?
– Вот не вовремя помереть – скверно, – рассудил воевода. – Помрёшь раньше времени, друзьям да родне печаль.
– А позже времени? – спросил Самбор.
– Тебе самому досада, что вовремя не помер.
Самбор фыркнул.
– Тебе, может, и рано ещё об этом думать, – воевода почесал переносицу.
– Может, и не рано, младость уходит, – неожиданно согласился мечник.
Вратислав на диво похоже фыркнул в ответ:
– Что младость уходит, полбеды.
– А что беда? Старость?
– И старость полбеды! Тоже беда, вернее, но настоящая беда – что старость, и она уходит, оглянуться не успеешь! Твоя правда, о смерти думать никогда не рано, сколько раз Норны в последние месяцы за твою нитку с ножницами хватались? А уж мне-то… Мы с Мествином и Мироволом были в школе не разлей вода, а сейчас я один остался.
– Отец рассказывал, вы побратались после того, как он тебя отметелил, а ты всё поднимался с земли и снова лез в драку…
Стройко вернулся с корзинкой яиц и замер, полным щенячьего восторга взглядом созерцая воеводу и мечника. Несебудка извлекла корзину из его рук:
– Руське про муку сказал?
– Да, матушка ключница!
Воевода отрывисто рассмеялся.
– Я наоборот помню. Уложил его, а он снова встаёт. «Ладно», говорю. «Так мы дело не решим, давай помогу тебе до почивален добраться, чтоб староста не увидел, а наутро у учителя биологии спросим». А побратались неделей позже, вот. – Вратислав указал на небольшой шрам на правом предплечье, один из многих. – Когда кровь мешали, не думал, что и впрямь в моих жилах его кровь течь будет.
– Это как?
– Мне после «Родителя вдов» костный мозг понадобился, Мествин вызвался: «Может, мой подойдёт на пересадку»? Оказалось, подошёл. Родня всё-таки, хоть и дальняя. А костный мозг, в нём же как раз кровь и делается!
– Так! А о чём с отцом спорили? Поди, о деве какой?
Вратислав очень странно посмотрел на собеседника, прежде чем продолжить:
– Нет, о деве мы с отцом твоим никогда не спорили… Дело чести! Он сказал, бывает кракен с десятью щупальцами, а я не поверил!
Тут уже был Самборов черёд смеяться. Решив, что Стройко получил достаточную дозу восхищения, Несебудка мягко, но непоколебимо развернула отрока к двери. Воевода снова замолчал. Ключница задумалась о частоте его посещений. Задушевные беседы с Самбором были недавним явлением, после похода «Янтарного Ветра». Большей частью, Вратислав приезжал или прилетал, чтоб обсудить с Венцеславой насущные хозяйственные или образовательные вопросы, пройтись по полям или лесу, навестить кузню, пруды, или конюшни. Вполне объяснимое рачение о земле-матушке, но Несебудка сильно усомнилась бы, что воевода еженедельно наведывался в каждый замок Поморья, или даже к каждому поветовому старосте или старостихе.
Тем временем, Самбор поднялся со скамьи, снял с крюков две кружки, налил в обе поровну ергача из медной раквы, стоявшей на прилавочке рядом с электрической плитой, поставил одну кружку перед воеводой, и вернулся на своё место.
– С чем он? – Вратислав понюхал напиток.
– С теобромой, по ралландскому обычаю.
Про ралландский обычай Самбор и впрямь рассказал, и кстати: Несебудка добавила в варево пахучих заморских бобов, когда-то привезённых ещё Мествином, потому что больше ни в какую стряпню они не шли. Это наводило на мысль: чем добру пропадать, может, заварить только теоброму, например, с мёдом?
– А ничего, – воевода хлюпнул ергачом и опять неловко умолк.
– Про чолдонцев, я тоже думал, – прервал паузу Самбор. – После всего того, что они наворотили, быстрая смерть в честном бою – это лучшее, что мы можем им дать.
– Честно ли – ракетный огнемёт против кривого меча?
– Честно. Они знали, против чего идут. Потом, и у них не одни мечи. Вспомни про Шкуродёровы ракеты. И про зажигательные бомбы.
– Твоя правда, не мы первые запалили этот огонь. Только вот остановиться бы вовремя, пока на нас самих он не перекинулся. Как там у Аксиагасто…
«Не сеятель сберёт колючий колос сева.
Принявший меч погибнет от меча.
Кто раз испил хмельной отравы гнева,
Сам станет палачом иль жертвой палача».[294]
Самбор посмотрел на собеседника с сомнением во взгляде:
– «Я напишу: “Завет мой – справедливость”, и враг прочтёт: “Пощады больше нет”». Только мы-то, может, и напишем а чолдонцы, они читать вообще не умеют! Да и Северный Союз не багряная гегемония, и без палачей прекрасно обходимся, уж сколько веков! Зато у нас есть, например, Курум: «Отриньте парадигму насилия! Бэ-э-ээ»! Хотя он тоже не во всём прав, конечно…
