Лаккомо невольно улыбался. Именно таким он помнил любимого младшего брата. В меру сдержанным, в достаточной мере аристократичным, но всегда охотно поддерживающим в любой авантюре. А порой и вовсе предлагающим такие выходки, на которые у самого Лаккомо не хватило бы фантазии. И если сам он всегда оказывался более вспыльчивым, несдержанным, резким на слово и радикальным, то Эйнаор… Эйнэ всегда был тихушником, в уме которого надолго могла поселиться тайная злость или обида, только и ждущая удачного момента для расплаты.
Вот поэтому плохо, когда брат становился серьезен. Намного лучше, если он начинал вести себя распущенней и свободнее. Как сейчас. Правда, однажды Лаккомо стал свидетелем обратной ситуации, когда Эйнаор выписывал в начале правления смертные приговоры со скучающей саркастичной рожей, сидя чуть ли не поперек трона. А после, когда двери тронного зала закрылись за придворными и стражей, Его Величество начал вдохновенно ругаться, поминая всех «дебилов», «мудозвонов» и «имбецилов», которых, по его мнению, дешевле было бы кастрировать секатором, чем тратить на них силы менталистов.
Оставалось только надеяться, что сейчас доброжелательность Эйнаора была привычной нормой поведения при брате, нежели доведенной до крайности злобы на всю окружающую действительность.
Алиетт-Лэ тем не менее отлип от колонны и неторопливой походкой потек через карту, копаясь в пакетике и медленно уплетая одно лакомство за другим. Сказать можно много, про каждый мир, каждый народ. Еще больше вскрыть слухов и мотивов. Но главное обычно просто начать.
— Как я уже говорил, — сказал Лаккомо, размахивая рукой с зажатым орешком, — по моим первичным подсчетам, сейчас наша проблема заключается примерно в миллионе полиморфов, раскиданных равномерно по флоту и военным базам Федерациии…
— Извини, Лаки, но давай ближе к делу? — не дожидаясь конца мысли, сказал Эйнаор. — Я не о том спросил.
Лаккомо удивленно замер.
— Полиморфы — это частности и всегда ими оставались, — пояснил Лоатт-Лэ. — Сейчас меня интересует твое мнение о мирах. По очереди. От главной проблемы к мелким. Можешь начать с Тории, если тебе так будет удобнее.
— Нет, Торию я оставлю на потом, — задумчиво ответил Лаккомо, лениво подходя к одной мелкой невзрачной на общем звездном фоне пометке.
— Как пожелаешь.
— Тогда наша глобальная проблема — это Цинтерра, — Алиетт-Лэ коснулся пальцами голограммы маленького шарика, а тот, следом за воздействием, развернулся в более детальную картинку. Планетка разрослась до размера с кулак, на ее поверхности прорисовался рельеф, и рядом вспыхнули цепочки дополнительных данных. Количество населения, продолжительность суток, сфера влияния, область покрытия защиты и много других пометок.
— Оплот авторитарной демократии, метрополия, возведенная в абсолют, ядро современного правящего режима и символический центр всего Сената.
Шарик Цинтерры в руках повернулся следом за движением, демонстрируя испещренные единой сетью городов континенты, между которыми темными однотонными пятнами разливались по оставшейся площади океаны.
— Того самого, Сената, — уточнил Эйнаор, — который, даже не находится там буквально, а собирается по видеоконференции, чтобы всякие любители стрелковых видов деятельности и радикальные «летописцы» не внесли свою лепту в историю, просто вбомбив их гребанный бункер в городской коллектор.
Следуя за мыслью Лаккомо, проекционная карта высветила мелкую фотографию массивного, круглого здания Сената из общедоступной статьи. Богато и монументально украшенное здание являло собой обычно лишь символ, почти никогда не собирая внутри всех главных членов правительства. Лишь иногда, на особые церемонии, Сенаторы приглашались в ложи, но тогда по огромному району Цинтерры наступал режим крайней степени безопасности.
— …Да, один залп во время собрания всех Сенаторов решил бы много проблем сразу, но, к сожалению это не сработает. Поплавит только офисных клерков, мелких работников и может быть пару важных шишек.
— Ну и самого главного Сенатора, который в последние годы вообще ничего там не решает, а принимает законы, явно подсунутые ему на блюдце за завтраком, — сказал Эйнаор, зажевывая очередной орешек.
Лаккомо задумчиво повращал шарик, уже в который раз прикидывая свои мечты и сопоставляя их с реальными возможностями и желанным результатом. И как всегда, по его мнению, итог грозил не принести должного результата.
Досадно…
— …Да, удар по Цинтерре ничего не решит, хотя бы потому что останется весь военный флот, раскиданный по Федерации, сама основа Федерации и миллиарды населения, способного просто поддержать идею ответного удара по нам.
— Особенно с учетом того, как Торию не любят, — буркнул Эйнаор, глядя в пакетик в поисках последнего орешка.
— Сами довели ситуацию до такой точки.
— А что ты мне предлагаешь? — всплеснул руками Лоатт-Лэ. — Радостно отменить запрет деда и пустить население, продавая лотерейные билетики на въезд? Или начать торговать пропусками на охоту в леса? Да нас не любят за менталитет, ксенофобство и скупердяйство к собственным технологиям.
— Репутацию никогда не поздно исправлять, — тихо ответил Лаккомо, выпуская шарик Цинтерры из рук, и глядя как тот снова вернулся в изначальную точку на карте. — Ровно как и создавать свой тыловой фронт. Другое дело, что у нас сейчас нет нескольких десятилетий, чтобы повернуть общественное мнение в нашу сторону. Надо было заниматься этим раньше.
— Я знаю, — ворчливо ответил Эйнаор.
— Мы могли бы за эти годы вырастить… — начал Лаккомо, представляя образы.
— Знаю, — закатил глаза к потолку Лоатт-Лэ.
— И могли бы подмять под себя…
— Да, я знаю! — взорвался младший близнец. — Но у меня кланы сидели на шее, а Цинтерра срала прямо в мозг. Меня до сих пор поджимают настолько, что я просто не успеваю уследить за всем сразу.
Лаккомо лишь терпеливо перевел на него тяжелый, но в то же время абсолютно спокойный и серьезный взгляд.
— Мне снова устроить массовые чистки?
— А кто тогда останется? Рыбаки и кучка торийской аристократии? — Эйнаор шумно скомкал пустой пакет и злобно сунул его обратно в карман. — Нет уж пока. Давай вернемся к мировой обстановке.
Алиетт-Лэ настойчиво проследил за братом и дождался пока настроение того вновь не улеглось до спокойного. Сейчас они собрались не для того, чтобы выпускать накопившуюся экспрессию, а для того, чтобы внимательно понять, с чем предстоит работать. Лишняя злость была ни к чему.
— Если говорить об обстановке, — продолжил Лаккомо, когда Эйнаор достаточно успокоился, — то Цинтерра при всей своей ситуации является всего лишь метрополией с самым большим количеством населения. Двадцать миллиардов пожизненных налогоплательщиков, кредиторов, государственных рабов, половина из которых живет на прожиточный минимум, а вторая половина платит за первую завышенный процент подоходного налога. Сейчас это всего лишь планета с историческим центром их нации, где по старой памяти базируются основные учереждения, но в которых в целях безопасности и предосторожности даже не хранятся основные сервера. Весь обмен данными, все архивы, все спутники коммуникации вынесены за пределы планеты и запрятаны так хорошо, что найти и вычислить их будет проблемно. Парализовать работу Федерации, ударив по Цинтерре не реально и бесполезно — мы зацепим лишь обычных жителей, прикармливающих всю государственную структуру своими зарплатами. А если эти миллиарды жителей взвоют в наш адрес, то их поддержит не просто правительство, а соседи-сограждане иных планет.
Эйнаор молча кивнул, подбирая одну ногу под себя.
— И хотя Флайтон и Роккон являются официально отколовшимися, самостоятельными, дочерними планетами, вышедшеми из статуса Цинтеррианских колоний, в случае угрозы метрополии население встанет на сторону столичных. Правда, лишь в том случае, если народ не начать раскалывать заранее целенаправленно. На это есть предпосылки.
Под укоризненный взгляд Лаккомо Эйнаор подобрал под себя вторую ногу и устроился удобно на столе. Взгляд брата его нисколько не впечатлил.
