Так всё же, где этот гадский любитель музыки? Слышно же, что он рядом, но где? Может быть, Бонита с тепловизором его скорее обнаружит?
Не обнаружила. Возможно, он находился на островке в стороне от берега, может быть, в какой-нибудь лодке, но скрытой от нас за поворотом. В конце концов, в столь оживлённом месте и наша лодка должна была привлекать уже меньше внимания, поэтому я скомандовал продолжать движение.
Действительно, никакого внимания ни с какой стороны мы не привлекли. Лодка продолжала скользить по протокам, тихо бурча приглушённым двигателем, никто не пытался нас окликнуть или как-то воспрепятствовать движению. Пейзаж вокруг становился всё более и более обжитым. Один большой остров, который мы пропустили справа от себя, был застроен какими-то амбарами или сараями, у сколоченной из досок пристани были пришвартованы три «зодиака» — таких же, как и у нас. На другом острове мы увидели несколько небольших щитовых домиков и какие-то склады под навесами, закрытыми масксетями. Несколько раз мы видели на берегу или пристанях людей с оружием и без, которые не обращали на нас никакого внимания. Я даже распорядился снять чехол с крышки мотора, чтобы не привлечь ничьего внимания излишне тихой работой двигателя.
Главным ориентиром для нас был понтонный мостик между двумя островами, о котором нам было известно со слов Смита и шкипера. Он должен был мелькнуть в протоке справа от нас параллельно движению, и мы не должны были его пропустить. Потому что ближе к якорной стоянке для судов находилась ещё одна цепочка постов, и проходить её с ходу было рискованно. Мы намеревались обогнуть остров, к которому ведёт понтонный мост, высадиться с его обратной стороны, пересечь его пешком, где и занять позицию.
Судя по компасу, секундомеру и карте, мы находились почти на месте. Теперь главное — не проспать мостик и не влететь прямо на лодке куда не следует. Дмитрий ещё сбросил скорость, мы еле скользили по поверхности воды.
— Мост и причал справа, — прошептала Бонита.
— Вижу.
И впрямь, тёмное зеркало протоки пересекала чёрная полоса. Если присмотреться, то можно было даже рассмотреть верёвочные перила мостика. Мост вёл с одного крупного острова на другой, спускаясь с крутого берега и упираясь в широкую деревянную пристань напротив.
— Дима, давай назад.
— Уже.
Мы медленно развернулись и пошли в обратном направлении. Теперь нам надо было свернуть в узенькую протоку налево, первую после большого острова, пройти по ней до следующей протоки, обогнуть ещё один остров против часовой стрелки, а там найти укрытие для лодки и скрытые позиции для себя. Если верить карте и тому, что шкипер со Смитом не перепутали координат якорной стоянки, то с этого острова должны были просматриваться наиболее важные для нас объекты.
Протока между островами была действительно узкой — не шире пяти-шести метров. Ветви деревьев нависали над нею с обеих сторон, как арка, почти полностью закрывая доступ тому скудному свету, который отбрасывали вниз звёзды и местная луна. Кроме того, за долгие годы деревья почти полностью захламили эту протоку упавшими ветвями, поэтому риск напороться лодкой на корягу был не просто высок, а равнялся почти ста процентам.
— Аккуратно надо, — открыл нам свет истины Дмитрий, придерживая лодку на входе в протоку.
— Может быть, попытаемся обойти вокруг следующего острова? — спросил я. — У нас по карте здесь просто протока, не свалка. Не пройдём: не видно ни черта, что там впереди.
Дмитрий сидел молча, рассматривая путь перед нами в ночной бинокль с подсветкой. Только бы не засекли этот «невидимый свет», который невидим лишь для тех, у кого такого же прибора нет.
— Есть проход, но нужно аккуратно. Хорошо, что очки с собой, хотя света мало для них.
Ночные очки и монокуляры — вещь полезная, а при данных обстоятельствах даже незаменимая. Но всё же им нужен свет звёзд и луны, для того, чтобы они могли его многократно усилить и донести картинку до глаз. А если свет вообще не попадает на их окуляры, то и польза от них весьма и весьма сомнительная. Впрочем, смотреть можно в монокуляры, а подсветить ИК-фонарем, что на бинокле и ночных прицелах. Так и сделали.
Мы потихоньку пошли внутрь тоннеля, образованного смыкающимися над головой ветвями. От «очков» пользы было немного, но всё же местами рассмотреть поверхность воды удавалось. Будем надеяться на то, что шесть человек в ночных очках сумеют общими усилиями обнаружить все опасности.
Главное — не распороть пусть прочные, разделённые на отдельные камеры, но резиновые борта лодки об острые коряги. Двигаемся медленно-медленно, аккуратно-аккуратно.
— Тихо!
Что-то зашлёпало по воде впереди нас. Животное? Рыба? Судя по звуку, нечто пытается двигаться вброд. Хотя нет, не похоже. Мы замерли, вообще не дыша. У меня в голове один за другим вереницей пошли образы десятиметровых крокодилов и двадцатиметровых хищных китов. Хотя для последних эта протока узковата, как ни крути. А крокодилу что? Крокодил, где надо, и в пешем порядке может. Топ-топ, плюх-плюх — и пошёл, куда ему надо. К нам, например.
Вода плеснула ещё несколько раз, и всё затихло. Наверное, какая-нибудь местная акула удачно поохотилась. Хорошо, если так. Ладно, нам всё равно вперёд надо, нечего здесь рассиживаться.
— Продолжаем движение, — скомандовал я.
— А как же ещё? — отозвался Дмитрий.
Вновь — полегоньку, помаленьку — мы двинули вперёд. Вдруг сердце у меня провалилось куда-то в район желудка, а дыхание остановилось. Над самой головой раздался отчаянный визг, как будто возбудились колонки рок-группы перед концертом, когда пьяный техник-настройщик случайно поднёс к ним микрофон.
— Твою мать!
Птица. Большая, чёрная, с длинным массивным клювом. Сидит на ветвях над нами метрах в пяти, смотрит вниз. Хорошо видна на фоне просвета между ветвями. Посмотрела на нас, посмотрела, распахнула клюв и выдала ещё один звук. Убил бы, тварь такую, чуть в штаны не облегчился из-за неё.
— Сволочь такая.
— Вот это глотка.
— Чтоб тебя…
Прокомментировать произошедшее счёл своим долгом каждый. Все с облегчением вздыхали: даже от большой птицы такой звук представить сложно. Тембр и громкость уникальные, при неожиданной активации голоса инфаркт почти обеспечен. К тому же птичьи вопли в неурочное время могут заставить насторожиться местных недоброжелателей. Те вдруг могут подумать, что неплохо бы посмотреть — кто, мол, птиц беспокоит? Или время урочное, а птица эта и так поорать любит? Откуда я знаю — что я, Джералд Даррелл, что ли?
— Не боись. Вперёд помалу. — Это Дмитрий.
