Айвар уже растащил пленных по разным помещениям и теперь допрашивает. Захваченные в плен, наверное, уже всё рассказали — потрошит он их серьёзно, без церемоний и оглядок на Гаагскую конвенцию. Они не перестают говорить даже тогда, когда Айвар, закончив спрашивать одного, переходит в другое помещение, чтобы заняться другим. Захожу в комнату, откуда на меня выскочил один из них. Наверное, это был его кабинет. А до него здесь сидел какой-нибудь вертухай в погонах, под эгидой международной борьбы с терроризмом. Удобный диван, кресло, плазменный телевизор на стене и минибар. Большой письменный стол с какими-то безделушками и стопкой папок, книжный шкаф. Рядом со столом, в углу, примостился небольшой сейф. За перегородкой, которая делит комнату на две части, вижу смятую кровать и куртку, брошенную на пол. Еще одна дверь — душевая. Чисто. Возвращаюсь к Айвару.
— Тебе помощь нужна?
— Уже нет, — хмуро бросает он и кивает на одного пленного, — этого можно ещё подержать, а второй мне не нужен, это простой охранник.
— Хорошо, — киваю и подхожу к лежащему на полу человеку. Это тот, которого взял Айвар, у него разбито лицо и скованы руки за спиной. В глазах животный страх, потемневшие спереди брюки, резкий запах мочи и пота. Короткая очередь, и он застывает на полу.
— Ещё что-нибудь?
— Да нет, я ещё с этим поговорю.
— Там ребята с брандеров вернулись.
— Узнай, как там дела, когда военных ждать?
— Лады, — я киваю и ухожу вниз.
Внизу уже собрались люди, среди них хмурый Каролис, рядом с ним Аста, со счастливым и одновременно потерянным выражением на лице. Док, Линас, несколько парней, которые собирают оружие и складывают его у входа.
— Что с военными?
— Сделали, — кивает Каролис, — приедут, конечно, но не скоро. У них же нет тяжёлой техники, а джипом, Камаз на спущенных колёсах, так просто с места не сдвинешь. Думаю, часа два провозятся, а то и больше — их же ещё потушить надо. Я там, в соседнем здании, двух парней оставил, и пулемёт — на всякий случай.
— Потери есть?
— Трое, — темнеет лицом Каролис, — когда уходили, снайпера, с крыши.
— Понятно. Где моя винтовка? — это уже Лёшке.
— Собрал, лежит в машине, на заднем сиденье.
— Спасибо, — говорю я и поворачиваюсь к Линасу, — вызывай грузовики, пора грузиться.
— Уже вызвал. Ты как, — он пристально смотрит на меня, — нормально?
— Более чем...
— Опять контузию поймал?
— Не знаю, может. Да, и ещё — если успеем убраться, оставь неподалёку своих парней. Хочу знать, во сколько прибудут военные. И попроси кого-нибудь из своих спецов, пусть они помещение осмотрят. Вдруг тайник найдётся. Особенно кабинет директора интересует.
Линас кивает и, отобрав часть людей, уходит в сторону камер. Вместе с ним идут Док и Аста. Молодец девушка — никому не доверяй, особенно сейчас. Я опускаюсь на кафельный пол и приваливаюсь спиной к стене. Провожу рукой по лицу, размазывая по щеке подсохшую кровь. Сейчас подойдут машины, и начнём грузить. Надеюсь, в ящиках найдётся то, ради чего мы сюда пришли...
Часам к одиннадцати приехал Эдгар — хмурый, как туча, таким его никогда не видел. Вместе с ним вернулись Аста и Каролис, которые после штурма остались у Дока, в Рамучяй, где весь остаток ночи изучали найденные документы и вещи. Я устроился на веранде. Голова раскалывалась, а таблетки уже мало помогали, не могу же их горстями жрать? Даже спал, не раздеваясь, только броник снял и жилет сбросил, на остальное сил не хватило. Теперь, морщась от боли, цежу сквозь зубы чай и жду новостей. А может, и нет... Апатия — вот точное определение моего состояния. Апатия и головная боль, ничего лишнего, как говорилось в одной старой рекламе. Старой... Прошло меньше полугода с той поры, когда мы сидели в офисе и ломали голову над этим рекламным слоганом, а кажется — вся жизнь. «Ничего лишнего»...
Айвар накачался снотворным и, наверное, ещё спит. Вернулись мы поздно ночью, привезя в кузове машины три трупа. Их уже забрали семьи; утром, сквозь обрывки сна, я слышал женские крики и голос Альгиса, который что-то говорил жёнам погибших. На веранду зашёл Эдгар, кивнул и уселся в кресло, стоящее напротив меня.
— Чаю хотите?
— Нет, спасибо. Со мной приехали Аста и Каролис, — он немного помолчал, — им, наверное, сейчас надо выспаться, они всю ночь просидели над документами. Вашу часть хабара привезут позже.
— Проверили уже?
— Да...
— Результат ... отрицательный?
— Увы, да, — Эдгар поднял на меня взгляд и повторил, — да. Даже в сейфе оказались никому не нужные документы. Не скрою, документы интересные, но для нас, увы, совершенно бесполезные. Если над этими бумагами вдумчиво посидеть, то можно отыскать след, откуда всё пришло к нам, в Литву, но кто этим будет заниматься и, главное, зачем это нужно?
— Значит, вакцины не существует, — подвожу неутешительный итог, немного поражаясь, как спокойно выслушиваю эту новость — будто заранее чувствовал, что пустышку тянем.
— Должна существовать, — он пожимает плечами, — но не в Литве. Её надо искать там, где разрабатывался этот вирус. Вы знаете, я рискну выдвинуть предположение, что про вакцину мы вообще никогда не узнаем, — подводит итог Эдгар, — даже если она и существует. Просто сейчас расстояние в тысячу километров — это уже много. Очень много. Связей между регионами нет и налаживаться они начнут не скоро. А мы вообще, можно сказать, окраина мира. Задворки Запада и Востока одновременно. Так что сами понимаете.
— Стараюсь, — пытаюсь улыбнуться я, — но всё же обидно. Значит, всё впустую?
— Да, — соглашается он, — обидно. И страшно. Вы знаете, какие предположения про вирус высказывает Док?
— Знаю, Айвар рассказал. Возможна полная стерильность человечества.
— Это легко проверить...
— Вы что, — поднимаю на него глаза, — хотите ставить опыты на людях?
— Нет, не я, — Эдгар качает головой, — Аста...
— Что Аста?
— Она предложила. Хочет рожать.
— Сейчас? — моя фраза выглядит глупо, но он меня понимает.
— А что изменится завтра?
— Храбрая женщина...
— Да, я всегда говорил, что вам, Роберт, очень повезло с командой...
— Команды уже нет, Сашку и его людей не уберегли. Мы дружили с ним.
— Александр был хороший человек. Жизнь нас развела по разные стороны, но я искренне уважал его как человека. Он был правильный мент. Именно мент, а не легавый, если понимаете, о чём я. И умер хорошо, не успел испытать разочарования, которое сейчас у вас на лице. Он до конца верил, что мы найдём вакцину.
