Через минуту Рейвен взлетел по леопардовой дорожке к двери мастера Максимилиана.
— Вы хотите знать, готов ли ваш заказ?! — радостно воскликнул портной после обмена приветствиями. — И я рад сообщить, что справился с ним. Не буду скрывать, что это было не просто. Я занял вашим заказом всех помощников и отложил всю прочую работу, чего обычно не делаю. Не скрою также, что мне самому был интересен результат. Занятно было увидеть воплощение ваших идей. Но на улицу вы выйдете совсем другим человеком.
Рейвен помалкивал, следуя за говорливым портным в примерочную.
— Каково? — мастер показал на манекен.
— Впечатляет.
Это действительно впечатляло. Портновский манекен, не обладавший собственной индивидуальностью, выглядел Кларком Гейблом в золотые годы — франтом и денди. Вот разве что больших ушей у него не было, как, собственно, и головы.
Всемур Максимилиан понял, что угодил клиенту.
* * *
— Начало съемок назначено, — говорил Улла Рен, измеряя огромными шагами пространство кабинета Ортодокса Мулера. — И я буду снимать, хотите вы этого или нет!
Он обращался непосредственно к хозяину кабинета, который сидел за своим столом и походил на демона, высунувшего голову и плечи из–за края Мира.
— Затраты… — ласково проговорил Мулер, любивший повторять: «Я не бедный, я жадный. И потому не бедный».
Пенелопа Томбстоун сидела в кресле и демонстрировала себя всеми доступными средствами.
— Если Мулер таким образом, — передразнивая Мориса Тейта, сказала она, — рассчитывает спровоцировать рост обеспечения кредитных обязательств в золотых аникорнах, то это может говорить только о наивности руководства синдиката. Если же синдикат ориентируется на получение крупного заказа… Уточним: весьма крупного заказа, — то мы затрудняемся предсказать, что это могло бы быть…
— У вас, Пипа, хорошая память не только на порядок слов, но и на интонации, — похвалил Мулер.
— Так вы наивны или ждете заказа? — пропустив комплимент мимо ушей, сказала Пипа. — Признайтесь мне. Вы ждете заказа? Я знаю, что нет. Значит, вы наивны…
— Метрополия спит, — ответил Мулер, задетый за живое.
Никому никогда он не позволил бы с собой так разговаривать. Но права Пипы ограничивались только ее чувством такта, а оно было размыто и неустойчиво.
— Не пытайтесь позабавить меня, Ортодокс! — зашипела Пипа. — Секреты коммерции оставьте для ваших подручных. И для Совета синдикатов. Я вам предлагаю оправдать игру с кредитными обязательствами вложением в мультифотофильму.
— Академия опять обещала вечером дождь, — словно по страшному секрету сообщил Мулер. — Я пригласил вас не для отказа. Что вы думали? Я хотел объявить, что собираюсь финансировать ваш фильм не по смете, а по фактическим затратам. Тратьте сколько нужно. Я должен знать только одно.
— Что?! — остановил свой бег туда–сюда Рен. — Что вам нужно знать? Что вы понимаете в искусстве мульгифотографии?
— Список… Исполнителей ролей, — развел руками Мулер, хотя явно собирался спросить что–то другое.
«Список жертв! Сценарий он хотел видеть, да спохватился, — догадался Кантор, — очень ему потребно изучить сценарий. Не растрепал ли неведомый анонимный сочинитель какие–то важные тайны! И главное — список жертв!»
Пипа тоже заметила, что Мулер вел себя странно. Никогда прежде он не был покладистым. Никогда не сдавал свои позиции. Значит, что–то происходило.
— Это полная ерунда! — взревел Рен. — Я буду брать и увольнять актеров и натурщиков, как мне будет нужно. Какой еще список? Ну хорошо! Начните с меня… Я буду играть Джима. Сам. Так, как это сделаю я, никто не сделает этого!
— Но у вас нет главного героя! — напомнил Мулер.
— Кантор! — ласково сказал Рен. — Вот мы и подошли к тому, зачем ты мне необходим. Ты был на фронтире. Ты знаешь все эти штучки, все тонкости. Я понял, что мне нужна от тебя не консультация. Мне нужен главный герой.
— Улла, безумец, где я тебе его возьму? — опешил Кантор.
— Ты сам его сыграешь.
— В уме ли ты? Я этого совершенно не умею и не хочу.
— И не нужно ни уметь, ни хотеть. Ты и есть он. Тебе просто нужно быть собой, а мультифотокамера тебя нарисует как нужно.
— Нет, нет, я совершенно не готов к такому предложению, — Кантор действительно растерялся от такого неожиданного напора, — и это невозможно просто физически. Я на службе.
— Выручай! Твоя прямая обязанность — спасать людей. Я призываю и заклинаю тебя спасти меня и мое искусство! А твоей партнершей будет великая Грея!
— Это весьма лестно, но совершенно невозможно, дружище, — сказал Кантор. — Сам посуди, как распоясаются жулики, если ты отвлечешь меня от службы! Я всего–то на двое суток отлучился из столицы — и уже уличное убийство, каких давно не бывало. — Кантор покосился на Мулера и отметил, что у того белеют скулы. — Да. Возле Главного дома лендлорда Стиба.
— Отказываешься?! — зловеще понизил голос Рен, давая понять, что в случае подтверждения он поставит ультиматум.
— Значит, главного героя нет, — с каким–то нехорошим удовлетворением начал Мулер, однако закончить не успел.
Рен и Пипа уставились куда–то за его спину. Кантор смотрел туда же. И глаза у всех были какие–то неестественно круглые.
За окном показались ноги и ведерко с торчащей из него щеткой. Потом возник подвешенный на веревке человек, помахал им довольно фамильярно рукой и принялся тереть мокрой щеткой стекло.
На стекле появились мокрые полосы и мыльные, в пузырьках пены разводы.
— Это что же… — взвизгнул Мулер, — шпион!?
— Не глупите! — прорычал Рэн и переглянулся с Пипой. — Это наш главный герой.
— Кантор! — взвился магнат. — Вы полицейский! Сделайте что–нибудь с этим безобразием.
— Мне что, пристрелить мойщика окон? — хохотнул Кантор.
— Мулер–Билдинг не нуждается в мойщиках! Это делает автоматическая система. Рен! Что за фокусы? Какой еще герой? Это ваши проделки?
— Отважный человек, — показал Рен на висящего за окном, — подходит на роль, да.
Тем временем Оран Ортодокс Мулер вызвал охрану.
— Вы что, его знаете? — удивился он.
— Сейчас узнаем! — крикнул Рен и схватил со стола бумаги.
Среди чистых листов оказался какой–то документ, который Мулер успел вырвать из рук режиссера в последний момент.
Председатель Совета синдикатов впал в ступор. Ничего подобного происходящему с ним не бывало много лет, а может быть, и никогда в жизни не бывало. Он полагал, что общественное положение вполне ограждает его от реприз вроде этой.
Рен взял уголь, которым вымарывают строки из документов, и начертил, нещадно кроша угольную палочку:
ПРОШУ ВАС ВОЙТИ!