— Правильно полагаешь…
— Кота своего им оставишь?
— Нет, он к тебе больше привык. Возьмешь?
— Конечно, возьму, все веселее будет. Кстати, Валерка с семьей решил уезжать отсюда. Хотел вчера, но я уговорил вас дождаться.
— Его дело. Куда едет?
— В сторону Калининграда собирается.
— Не доедет, — констатирую я. — Хотя дуракам счастье, может, и доберется. А там что, торжественный комитет по встрече его ожидает?
Альгис пожимает плечами:
— Не знаю. Кстати, Линас бочку солярки привез. Сказал — для вас, в дорогу. Идем, хватит тут по одному слову в час бросать, поможешь гробы вынести…
Роберт 8 мая, вечер
Ну вот, машина упакована под завязку. В кузов мы грузим бочку солярки, которую обложили несколькими мешками с песком и надежно закрепили веревками. Укладываем две запаски. Из еды в дорогу берем только тушенку, армейские пайки и две канистры с питьевой водой. Ну и, конечно, некоторые важные мелочи, вроде кофе и лекарств. Личные вещи. Хотя какие тут личные вещи, кроме зубной щетки. Вида, добрая душа с железным характером и алмазным терпением, приготовила нам пироги в дорогу. Два спальника, газовая горелка и несколько котелков, чтобы не мешать кофе с супом. Разные бытовые мелочи. В общем, вещей, как мы ни старались, набралось много. Оружие выбирали долго, его накопилось немало. После долгих раздумий решили, что забираем сайгу и РПКМ, чтобы с патронами не мучиться. Два цинка патронов к ним. Винтовка с тремя сотнями патронов и дальномер с баллистическим калькулятором, который остался мне по наследству от Сашки. Тысяча патронов для глоков, пришлось забрать у Асты ее семнадцатый. Два дробовика и по сотне патронов к ним. Куда нам больше — не штурмовать едем. При возможности объехать опасность лучше так и сделать, не ввязываясь в ненужные перестрелки. Остальное мы оставим здесь, на базе. Вернемся же, куда мы денемся…
— Ну что, Роберт, завтра в путь? — Айвар затянулся сигаретой, на миг осветив в сумерках свое лицо. — Даст бог, через неделю доберемся до Украины. Увидишь своих. Сколько вы уже в разлуке?
— Больше двух месяцев, а точнее, ровно восемьдесят четыре дня.
— Не переживай, скоро встретишься. Несколько дней в пути — пусть неделя, не больше, — и все будет хорошо. Начнем новую жизнь на развалинах прошлого. — Он грустно усмехнулся. — Может, оно и к лучшему — мир перед концом света оскотинился окончательно.
— Может, и так, — я повернулся к Айвару, — не знаю, слишком уж все быстро произошло. Трудно теперь сказать, что лучше, что хуже. Кто прав, кто виноват. У нас ведь не просто так привычную жизнь забрали, и нас перемололо, словно через жернова пропустило. Я по утрам смотрю в зеркало и себя не узнаю. Такое чувство, что себя потерял где-то там, по ту сторону добра и зла. Мне кажется, что мы тоже превратились в зомби, только моральных: потеряв мир, близких, привычную жизнь, мы все еще пытаемся жить. Как зомби, следуя каким-то неизвестным нам законам и рефлексам. Вспомни, однажды такое уже проходили, когда в начале девяностых мы, уже зрелые люди, ломали себя через колено, пытаясь привыкнуть к новой игре по неизвестным правилам, которые нам забыли объяснить перед тем, как раздать карты. Мы и барахтались, каждый как умел. Каждый искал что-то свое. Кто-то нашел, кто-то нет. Сейчас опять то же самое, только масштабы глобальнее. А может, это просто страх…
— А не поздновато нам смысл жизни искать?
— Не знаю. Это как посмотреть. Если как на дорогу, то на первый взгляд смысла нет. Казалось бы, бессмыслица: дорога, в конце которой ты умираешь, но мы все же живем, значит, должен быть этот долбаный смысл! Вспомни эти два месяца, которые мы прожили, — не так уж мало сделано. Дали нескольким семьям надежду на будущее. Кого смогли — спасли, кто был достоин пули — убили. Хороший финал для ремесленников от искусства. Сделали гораздо больше — смогли остаться людьми в этом аду. Может, огрубели и очерствели, но и в мирной жизни мы сентиментальностью не отличались, так что все простительно и понятно.
— Что-то тебя на слова пробило. Боишься?
— Боюсь… Очень боюсь, что могу опоздать или уже опоздал. — Я подошел к краю веранды, закрыл глаза и подставил лицо ночному ветру. Ветер… Теплый весенний ветер. Улететь бы отсюда… Туда, где неторопливо несет свои воды Лета, река забвения. Где есть все и одновременно нет ничего. Есть только наше прошлое, стоящее перед нашими глазами, словно кадры из старого фильма. Господи, сделай так, чтобы не было бессмысленно все, что сделал! Дай силы пройти этот путь до конца…
— Знаешь, ты, наверное, прав… — Айвар помолчал. — Эти два месяца мы жили. Даже, может быть, более осмысленно, чем всю прошлую жизнь. Пусть это время было жестоким, страшным, пусть у нас не было великих целей, но ты прав — был смысл. Причем, — улыбнулся он, — более осязаемый, чем спокойная старость двух стариков, где-нибудь в парке, на скамейке в компании шахмат и валидола. Была дорога… Пусть она и остается. Кто знает, куда она нас приведет.
— Знаю куда. — Я улыбнулся. — Туда, где нас ждут.
Роберт 9 мая, утро
— Ну что, боярин, готов к труду и обороне? — входя в комнату, спросил Айвар. Чисто выбритый и подтянутый, словно в старые добрые времена, перед началом нового, интересного проекта.
— Всегда готов! — Я усмехаюсь и поднимаюсь ему навстречу.
— Ну раз готов, пошли. Перед дорогой хлопнем по рюмке кофе и в путь?
— Потопали, — хлопаю его по плечу и, выходя из комнаты, оглядываюсь. Тепло здесь. Тем самым внутренним теплом, которое отличает дома, в которых всегда царила любовь. Мир изменился, люди… Люди тоже изменились. А дом — нет, даже несмотря на решетки на окнах и легкий запах оружейного масла.
Во дворе уже стояли наши соседи. Линас, Каролис, даже Эдгар пришел, что меня слегка удивило. Вида в сторонке, как всегда, мнет платок и украдкой вытирает глаза. Аста грустная и почему-то смущенная. Вот глупышка — мы же не на тот свет собрались.
— Заправлен под завязку, проверена запаска и техталон! — Каролис цитирует слова старой, еще времен афганской войны, песни и забирает у меня сумку, чтобы положить ее в машину. Вот чудак — мы же не паровозом едем, чтобы меня в купе усаживать.
Альгис, оглаживая свои рыжие усы, стоит у машины. У него на плече пушистым столбиком сидит Левка. Ну блин…
— Сейчас возьму и расплачусь, — усмехаюсь я. — Ведь не в кругосветку уходим. А вы тут устроили, понимаешь, проводы в ссылку.
Усаживаемся в машину. Айвар ставит пулемет между коленями и ерзает на сиденье, устраиваясь поудобнее.
— Ну что, Робби, от винта?
