— И увидел я новую землю и новое небо, — сказал Перевозчик самому себе.
Он увидел лишь острый мыс на слиянии Второй и Третьей, черной и очень черной рек, и мертвый лес так же торчал на мысу. Кусок обрыва подмыло, он съехал в воду, и дерево, лишенное сучьев, упало, и все это было поглощено Рекой без малейшего всплеска, а звук не донесся из-за расстояния, или его вовсе не было. И как показывал на своей схеме хитрый Локо, Ладье пришлось обходить намывную банку, забирая вбок, а затем Харон ввел ее в Третью, самую черную, где почти никогда не бывал. И здесь он перешел стрежень. На узкую палубу не пал черный дождь, и не скрещивались лунные дороги. Не было вскрика и не было страха. «И все, что случится, случится несложно и быстро…» — пробормотал Псих обрывок своего стиха, и это было последнее, что Харон услышал от них… Но он-то, Перевозчик, оставался на своем месте, и глаза его были открыты. Он видел стигийских собак, пронесшихся по берегу с беззвучным лаем, и видел их хозяйку, три ее тела освещали шесть чадящих факелов, и у ног билась черная овца, брызгая кровью из разорванного горла. Он увидел тени, летящие над водой, такие быстрые, что не поймать их движения, только тающий след от него, или тень застывала на миг — мокрые красные губы без тела и лица, и Харон знал, что вот они, «очень страшные, питающиеся чужими страданиями»…Он видел теней и существ, и одно из них, пугливое и робкое, действительно имело две ноги в копытах, которыми переступало, пробираясь по прибрежным камням, и убежало в глубь скал, когда Харон проводил свою Ладью под самым берегом…И луна, оставшаяся в одиночестве, наконец повернулась оспенной спиной, и берег сделался не берегом Третьей, а Тем берегом, потому что это снова была Река, и Ладья, завершая свой последний безуспешный поиск, шла уже не вверх, а спускалась вниз по течению замкнувшегося кольца, и никого не было на ее палубе, кроме Перевозчика. Он так и не нашел «пристань» своей синей страны, откуда за хрупким челном следили, следили печальные глаза, а когда маленькая Ладья, выполнив свою задачу, дважды кивнула носом, словно прощаясь, и исчезла, перевалила за пологий гребень водопада, прозрачная бледная рука опустила на воду венок из таких же прозрачных и бледных диких тюльпанов: Эхо вздохнуло над плывущим венком, и вновь две луны засветили над непреложной Рекой.
— Эх! — Серега ругнулся от полноты чувств. — Хороший ты Перевозчик, Миша, вот что я тебе скажу.
Серега устраивался на водительском месте. По-детски восхищенно погладил бархатную оплетку руля. У Михаила в ушах колотилось, он никак не мог вздохнуть полной грудью. «Это… Было это или не было ничего? Трое медных врат Тартара — я их на самом деле видел?»
— Было не было, виделся не видел, главное — дело сделано, — назидательно сказал Серега. — Вид у тебя, Мишаня, я те скажу! Во, посмотрись.
Михаил поглядел в повернутое зеркало. Даже не сразу понял, что на шее нет охватившей ленты — то ли ошейника, то ли татуировки металлического цвета — до того была привычна.
— В нужную сторону в одном отдельно взятом Мире повернуть — мало. Действительность, она… — Серега пошевелил пальцами. — Ну, будь, Перевозчик. Значится, раскольцованный ты, и все такое прочее. Чем помечен был — нету. В своем Мире, на который имеешь полное право.
Он повернул ключ, с тем же детским изумлением слушая мотор.
— Зима, — сказал, — еще чуть потечет, и — зима. Не люблю зиму здешнюю, да Зимы во всех Мирах, где бывают, нехороши. Опять-таки за ней лето, но тоже не всегда. Время, Перевозчик, это гораздо более сложная…
Конец фразы, которую Михаил затвердил давным-давно, унесся вместе с «Вольво». Он постоял немного, затем пошел краем дороги. Наверное, потеплело. С черного и мокрого гудрона летели брызги от машин. Михаил задрал голову, посмотрел в небо. Облачные кисеи сделались совсем редкими. С чистой высоты Мира на Михаила глядела забывшая спрятаться полная луна, нарисованная акварелью на воде, и не понять было — горюнится она или просто тихо взирает, одобряя.
Таким он и запомнился Игнату — высокая фигура в четком светлом круге прицела со сходящимися на поднятой к небу голове нитями перекрестья. Игнат довел подвыбранный спуск, отдача толкнула в плечо. Он не жалел. Он только не мог понять, куда подевалась посланная с ним в Шереметьево группа и откуда на заднем сиденье серого «Форда» взялась снайперская винтовка с глушителем. И почему сейчас, черт возьми, день, когда должна быть ночь? Но он не жалел. Даже когда в ходе следствия была признана его невменяемость.
Серега хихикнул и плавно повернул оплетенный мягкой замшей руль вправо. Темно-вишневая «Вольво» сошла с размеченной шестирядной полосы, пролетела по воздуху и взорвалась, встретившись с отдельно стоящим столбом. Яркий и жаркий пожар особого вреда, однако, не причинил. Следов водителя в салоне не обнаружено.
Вот теперь дело могло считаться сделанным по-настоящему.
Взгляни, Харон, на площади опять что-то затевается, — позвал танат, стоящий рядом на палубе Ладьи.
Перевозчик следил за полетами нескольких бесшумных летучих мышей над черной поверхностью Реки неподалеку от берега. Вот-вот, кажется, кончик крыла коснется ровно текущей воды, и никак этого не происходит.
— Вот и займитесь, — буркнул он, — если затевается. Танаты вы или не танаты?
— Не хочешь пройтись с нами? Оракула в лагере нет, и мы только ведем последних по списку с одиннадцатой линии. Еще нам нужно забрать одного с пятьдесят шестой и одного с семьдесят четвертой. Мы успеем пройти с тобой до площади и вернуться, и Ладья будет готова.
— Пожалуй. Посмотрю, не разучились ли вы управляться.
— Как решит Перевозчик.
В лагере, вообще на Реке значительно потеплело. Непосредственно Харон не мог этого почувствовать, но будто в воздухе рассыпались неуловимые ароматы, витали влажные дуновения. Два тесаных каменных столба пригвоздили сход с Тэнар-тропы, ставший хорошо набитой дорогой в оползне, медные вбитые в столбы кольца позеленели. Самые крупные глыбы танаты раздвинули по указанию Перевозчика. Он также распорядился выровнять линии, составленные ныне не из палаток, а из ветхих, но аккуратных одно-двухместных домиков без пола, которые можно было переносить с места на место. Исключение составляли хибара Перевозчика, оставшаяся в прежнем виде на прежнем месте, да просторный дом Локо, у которого Харон больше не бывал. Вероятно, там снова собирались. Палатки — впрочем, добротные — составляли только две линии, сотую и сто первую, но там по-иному и не привыкли. Скала не изменилась.
— Перевозчику не будет угодно передать нам один из Ключей?
