— Как дела, Адольф? Ты все еще увлекаешься шахматами?
— Вся наша жизнь — шахматная партия, — уклончиво ответил адвокат, но Боб Даркман заметил в глазах Ларгенштайна возникший к разговору живой интерес.
— Кажется, в шахматах, когда партия подходит к концу, это называется эндшпиль? — осведомился Даркман.
Адольф промолчал.
— Как я выяснил из самоучителя по шахматам, — продолжал Даркман, — даже, казалось бы, в безвыходных ситуациях один сильный ход может спасти партию.
Адольф не ответил
Боб нагнулся к адвокату.
— Адольф, мы с тобой познакомились еще до того, как я встретился в первый раз с Фаризетти. Скажи, ты до сих пор зажигаешь боссу сигары и подносишь пепельницу? — В глазах адвоката вспыхнули холодные огоньки. Довольный собой Даркман откинулся на спинку сиденья машины.
— Вы совершенно правы, — ответил Адольф, голос его оказался на удивление сдержанным, — ваша партия в эндшпиле, господин Даркман. — Он в упор буравил взглядом председателя Профсоюза докеров. — Но чтобы сделать «сильный ход», вы должны определиться, кто вы — игрок или всего лишь фигура на доске. Если вы фигура, готовьтесь к жертве, господин Даркман. А если вы игрок — жертвуйте сами. — Адвокат впервые отвел взгляд в сторону и посмотрел в окно флаера, где показался особняк Фаризетти. — Мы подлетаем.
— А кто вы, господин Ларгенштайн? — спросил Даркман.
— Я? — Адольф улыбнулся. Зубы блеснули, как лезвие опасной бритвы. — Я игрок, господин Даркман.
Луи Фернандо Фаризетти, как и всегда, встретил Боба в кабинете на третьем подземном этаже своего особняка. Здесь ничего не изменилось с той самой минуты, как Боб Даркман несколько десятилетий тому назад переступил порог этой комнаты. Все тот же большой овальный стол в центре с дюжиной стульев вокруг и кожаным креслом во главе, за высокой спинкой которого на стене висела картина в золотой массивной раме, с изображением дремучей лесной чащи и поросших бурой шерстью зверей, ползущих по поваленному дереву. От мрачного полотна, как и прежде, веяло жутью. Слева от дверей, приставленный к стене, стоял все тот же огромный кожаный диван, напротив которого, с другой стороны стола находились книжные шкафы с томами Большой медицинской энциклопедией в позолоченных переплетах. Воздух, как всегда, был пропитан тяжелым ароматом выкуренных сигар.
— Друг Боб! — распахнув навстречу вошедшему объятия, воскликнул Фаризетти.
Мясник подошел к Даркману и похлопал его по плечам.
— Рад тебя видеть, присаживайся, — показывая на диван, сказал он и сам сел на другой край.
Адвокат в это время занял стул возле стола.
— Я не надолго, Лу. У меня мало времени, — сообщил Даркман, воспользовавшись предложением.
— Покажи мне человека, у которого его много, — заметил Фаризетти.
Он посмотрел на Адольфа, который моментально поднес боссу коробку сигар. Фаризетти придирчиво выбрал из множества сигар понравившуюся и стал вертеть ее над ухом, переминая пальцами.
— Вот, например, Новый Император Иван Штих, — Фаризетти принялся вертеть сигару у другого уха, — такой молодой и уже покойник. Вот у кого теперь будет много времени. Ха-ха-ха!
— Новый Император мертв? — удивился Боб Даркман.
— Адольф, расскажи, как это было, — посмотрев на адвоката, приказал Фаризетти.
— Снайпер вышиб ему мозги прямо на лестнице возле концертного зала, босс. Стрелял лучший профессионал. Разрывная пуля была выпущена из магнитной винтовки с пролетающего мимо флаера. Служба безопасности ничего не успела сделать.
— Много было крови?
— О да, босс. Она залила все вокруг. Ступени, журналисты, случайные свидетели — все было в крови Нового Императора.
— Отлично, Адольф, — похвалил своего помощника Фаризетти. — Через несколько минут на ППК очередной выпуск новостей. Я хочу посмотреть на это.
— Мне плевать на Штиха, что с бомбой, Лу? — несколько раздраженно задал волновавший его вопрос Даркман.
— С бомбой? — переспросил Фаризетти. Он поднес сигару к другому уху и снова принялся мять ее, слушая хруст табачного листа.
Было непонятно, чем больше наслаждается Луи Фернандо Фаризетти — хрустом табака под пальцами либо возникшей паузой в разговоре.
— Мне очень жаль. — Фаризетти откусил кончик у своей сигары и в полной тишине выплюнул его на золотую пепельницу в руках Адольфа. — Боб, ты сделал ставку и проиграл. Прими свое поражение с честью. Ты был хорошим другом. — Фаризетти прикурил от зажигалки, которую поспешно поднес своему боссу адвокат. — Мы могли бы даже дружить семьями. — Фаризетти выпустил облако дыма. — А теперь у тебя мало времени. Тебе нужно идти на свою последнюю пресс-конференцию. — Говоря заключительную фразу, Фаризетти даже не посмотрел на «своего друга», сейчас его интересовала только сигара.
Даркман был в шоке. По воле этого человека он ввязался в рискованную игру, поставил на карту все, чего достиг за годы упорного труда и интриг. Поверил обещаниям «мясника», а теперь оказался ненужным, как обглоданная кость.
Даркман почувствовал себя вышедшей в тираж проституткой. Все рухнуло в одночасье. Где он совершил роковую ошибку? Тогда, когда доверил встретить человека, летящего за бомбой в Энвантинент, своим кретинам-докерам, или тогда, когда согласился участвовать в выборах мэра? Нет, свою роковую ошибку Боб Даркман совершил, когда много лет назад в этом самом кабинете, на этом самом диване сказал: «Я согласен». Да, именно тогда он сделал свою главную ошибку в жизни, а все последующие события были лишь дальнейшими шагами по направлению к пропасти.
Фаризетти поднялся, давая понять, что разговор закончен. Боб хотел поймать его взгляд, но Лу не глядел на него Для Фаризетти Боб Даркман перестал существовать.
Больше всего на свете сейчас Даркман хотел, чтобы этот страшный человек умер…
Адольф поднялся со своего стула следом за боссом и оказался за его спиной В руках адвоката блеснуло лезвие опасной бритвы. В следующий миг острие полоснуло по толстой шее Фаризетти. Раздался хрип, и на Боба из разрезанных вен брызнула голубая теплая струя.
Адвокат умел обращаться с бритвой. Она рассекла шею Фаризетти от уха до уха. Обычный человек от такого удара скончался бы мгновенно, но на Фаризетти, казалось, нисколько не влияла глубокая рана на шее. «Плобитаунский мясник» развернулся лицом к Адольфу и цепко ухватился за руку с бритвой. Началась борьба. Острое лезвие сверкало то у лица адвоката, то Фаризетти. Из перерезанного горла «мясника» хлестала голубая кровь Она заливала дорогие костюмы дерущихся. Белоснежные рубашки стали синими от пропитавшей их склизкой массы. Синяя жидкость, хлеставшая из страшной раны, скользкой лужей скапливалась под ногами. Оба не удержались на ногах и упали в голубую лужу. Фаризетти оказался сверху. Сейчас Луи Фернандо был похож на разъяренного зверя с картины на стене кабинета, словно Луи специально сошел с нее, чтобы растерзать своего врага. Фаризетти пытался встать коленом на горло противника и вырвать бритву. Адольф извивался, но ему никак не удавалось выбраться из-под тяжелого тела бывшего босса.
