И на следующий день поступил приказ на вылет. Лететь предстояло днем, да и недалеко, в Пермь – прямо отдых.
Когда уселись в кабину, Иван сказал Александру:
– Ты присматривайся к тому, что делает бортмеханик, что делаю я. На взлете и в полете руки на штурвале держи, а ноги на педалях, чтобы почувствовать машину. Но не мешай.
– Понял.
Вырулили на взлетную полосу, взлетели.
– А теперь попробуй сам, – предложил Иван. – Курс тридцать пять градусов, эшелон три с половиной тысячи метров.
И демонстративно убрал руки от штурвала и снял ноги с педалей.
Саша вцепился в штурвал.
– Да чего ты за него ухватился? – едва заметно усмехнулся Иван. – Легче держи.
Штурвал Саша доворачивал понемногу – привык на легкомоторном «У-2». Но на «Ли-2» движения требовались размашистые, этот самолет в десять раз тяжелее поликарповской машины. Однако приловчился новичок быстро, потеть перестал. Снижался тоже он, уже перед самой посадкой Иван взялся за штурвал и посадил самолет.
– На стоянку заруливай. Наша седьмая, КДП передал.
КДП – контрольно-диспетчерский пункт. На земле, во время рулежки, при взлете и в полете пилоты обязаны выполнять все указания диспетчера, иначе быть беде.
Самолет разгрузили, заправили и снова набили фюзеляж ящиками.
За погрузкой следил бортмеханик, чтобы ненароком не нарушилась центровка самолета. Самый тяжелый груз – к кабине пилота, полегче – в хвост.
В диспетчерской попросили:
– Двое офицеров-летчиков от своего полка отстали. Сам понимаешь, не догонят – под трибунал пойдут. Подбросишь до Москвы?
– Место есть, возьму.
Самолет у Ивана не пассажирский, и эскадрилья особая, отдельная, поэтому диспетчер навязывать ему никого не имеет права.
– Лейтенант и старшина у КПД стоят.
Держа в руке полетные документы, Иван вышел из диспетчерской и обратил внимание, что недалеко от входа стоит летчик в военной форме, но один. Пилот повернулся и… Ба! Знакомое лицо! Это же Витька Фирсов, из ВВС Северного флота, с аэродрома Африканда. Пересекались они как-то.
И Виктор его узнал, обнялись.
– Ты как здесь? – спросил Иван.
– А, хуже не бывает. В Хабаровск, в командировку ездили. Наши перегон самолетов с Аляски наладили. Перегонщики ведут самолеты до Хабаровска, а дальше уже мы должны. Вышли на станции – у бабушек яблок купить, у нас на Севере их нет, сам знаешь, а поезд-то и ушел. А нам в Москве край как надо быть до его прибытия, иначе… – Виктор махнул рукой. – А ты как? Слышал я – сбили тебя, из экипажа один остался?
– Правда. Штурман в воде замерз, бортстрелок в бою убит был. Мне одному спастись посчастливилось.
– Ты извини, друг, я на КДП побегу. Обещали словечко замолвить, на самолет посадить.
– А зачем бегать? Я командир этого самолета. Случайно попал в отдельную эскадрилью. Вроде на один полет брали, а получилось – на постоянную службу.
– Да ну? Вот здорово!
– Да, мне сказали, что вас двое. Где второй-то? А то нам вылетать пора.
– Он у проходной с яблоками. Подожди, я сейчас, одна нога здесь, другая там.
Виктор вернулся быстро – вдвоем они несли мешок яблок.
– Не себе брали – парням в полк, витаминчиками подкормить.
Конечно, с мешком яблок разве догонишь уходящий поезд? И бросить жалко, деньги уже уплачены.
Они прошли к самолету, и Виктор восхитился:
– Здорово ты пристроился! «Ли-2», полеты в тыл… Ни тебе «мессеров», ни тебе зениток. И летаешь над землей, не то, что мы.
Иван помрачнел. Это было его больное место, но ведь всем не объяснишь.
– Садитесь, нам пора.
Запустили моторы и, получив разрешение, вырулили на полосу, взлетели.
Виктор зашел в кабину:
– Эх, благодать, не то что у нас на «Хемпденах». Простор, тепло!
– Сам говоришь – повезло.
– Давно командиром?
– Три дня. Вторым пилотом летал, пока командира не убили.
Улыбка медленно сползла с лица бывшего сослуживца.
Чувствовалось приближение осени. По ночам стало прохладно, начали желтеть листья на деревьях, жухнуть от ночных заморозков трава. За месяц, что Иван летал с новичком, сделали восемнадцать вылетов. Иван уже вполне освоился в качестве командира и натаскивал Александра. Доверял ему самостоятельно, под своим приглядом, взлетать и садиться. Постепенно старший сержант влился в экипаж. Летчиком он оказался хватким, а человеком простым и общительным.
Ивана вызвал комэск:
– Время присмотреться было. Как тебе Никифоров?
– Оботрется – толк будет.
– Вот и отлично. Дал я вам время, но курорт закончился. Экипажей не хватает. Сегодня ночью в немецкий тыл летите. Смотри сюда. – Комэск разложил на столе карту. – Здесь, южнее Минска, партизаны подготовили площадку. Условный сигнал – крест из пяти костров. Садишься и ждешь.
– Чего?
– В Минске немецкий полковник есть, артиллерист. Наши в его окружение своего человека внедрили. По радио он шифровку передал, что полковник в Берлин ездил, в Генштаб, привез план нового наступления и документы. Его сегодня вечером выкрасть должны, полковника этого – вместе с документами. Так что будешь ждать сколько надо. Но за три часа до рассвета улетай. Недалеко от места посадки шоссе проходит. Ночью движение по нему немцами запрещено – из-за активных действий партизан. А рассветет – тебя обнаружат.
Комэск помолчал.
– Пароль при встрече – «Дедушка приехал». Только ты не пугайся.
– Партизаны с рогами будут, что ли? – улыбнулся Иван.
– Тебе бы все зубы скалить… Они в немецкой военной форме будут. А то вы с перепугу стрельбу устроите. Как полковник этот с документами на борт поднимется, головой за него отвечаешь. Хочешь – на бреющем иди, твое дело. Но живым доставь.
– Легко сказать! А вдруг немецкие истребители?
– Когда в досягаемости наших истребителей будешь, дай сигнал.
– Какой?
– Не будем мудрить, сигнал тот же – «Дедушка приехал». Наши эскадрилью поднимут, прикроют.
Ого, эскадрилью истребителей! Видимо, в полковнике и документах наша разведка очень заинтересована.
– Товарищ майор, сопровождение ни к чему. Будут «мессеры» – дам сигнал. А если нет – под покровом ночи к линии фронта подойду, а уж потом пусть эскортируют. Немцы и над нашей территорией сбить могут.
– Верно, – вздохнул комэск, – только имей в виду, об операции никому ни полсловечка. О ней лично там знают! – комэск ткнул пальцем вверх. – Вывезешь – наградим, так и сказали. Ну, ни пуха!
– К черту! – Иван вышел. Задачу ему задали трудную.
На стоянке он нашел Илью.
– Проверь самолет, будет ночной вылет.
– Туда? – сразу понял бортмеханик.
– Именно! И оружие личное проверьте, а то небось паутиной уже все обросло.
– Обижаешь, командир.
От исправности самолета зависело все – жизнь экипажа, выполнение задания. Илья смотрел за самолетом, как мать за ребенком, и нареканий никогда не было.
Почему-то перед этим вылетом Иван волновался. Саша парень хороший, но опыта ночных полетов и посадок на неподготовленную полосу у него не было, да и задание какое-то необычное. Было ли чувство страха? Конечно! На фронте не боятся только дураки! Но человек должен преодолеть страх, смерть может прийти, откуда не ждешь.
Вылетели они в сумерках, и пока добрались до линии фронта, совсем стемнело. Иван рассчитал подлетное время, и выходило, что на точку они прибывают плюс-минус пять минут. Он часто поглядывал в окно, чтобы сориентироваться на местности. Минск обошел с юга.
– Вижу сигналы! – разом закричали бортмеханик и второй пилот.
Высота была невелика, пятьсот метров. Иван начал планировать загодя, убрав газ моторам – так на земле меньше слышен шум двигателей. Но совсем его не уберешь.
Он прошел низко над кострами и перед первым приказал второму пилоту:
– Считай секунды!
И потом:
– Конец.
Прикинули – полоса получилась около четырехсот метров. Вполне пригодна для посадки, а главное – взлета. Иван развернул самолет осторожно, «блинчиком», и сел у первого костра.
После пробега самолет встал. Двигатель Иван не глушил.
– Илья, открой дверь, осмотрись. И Савелию скажи, пусть он от пулемета не отходит.
– Есть.
Илья вернулся через несколько минут.
– Костры потушили. Какие-то люди возле них были видны, но они не подходят.
– Ладно, я сам. Саша, с кресла не вставай. Если стрельба начнется, сразу по газам – и взлетай.
Иван выбрался из пилотской кабины, прошелся по грузовой кабине и дернул за ногу бортстрелка:
– Не зевай!
По спущенной лестнице он спустился на землю. Костры уже погасли, только луна светила.
