Топот тысяч копыт гулом отдавался у меня в ушах, неся с собой тревогу и неуверенность в своих силах. Я смотрел и не мог оторвать взгляда от железной лавины, неумолимо приближавшейся к неподвижно замершим баталиям швейцарцев. Колыхание разноцветных плюмажей и ярких гербов на щитах, блеск доспехов, звон и лязганье доспехов, развевающиеся за спинами плащи только на несколько мгновений отвлекло меня от мысли гвоздем, сидевшей в моем мозгу: насколько будут придерживаться швейцарцы моего плана? По идее они должны были потихоньку поддаваться, даже если бы и могли выдержать удар. Вот смогут ли они имитировать отступление или будут рубиться, забыв обо всем на свете? Вот швейцарские построения - баталии ощетинились копьями, затем в воздухе зажужжали арбалетные болты. Десятка два всадников вылетели из седел, но разве это потеря для полутора тысяч тяжеловооруженных бойцов? В первых рядах швейцарцев всегда стояли лучшие воины. Их было не больше трети в каждой колонне, но все они являлись гордостью кантонов, боевой элитой швейцарской пехоты. Пикинеры принимали всегда бой первыми, а потому были довольно хорошо защищены. Яйцевидные шлемы или бацинеты, спасающие от рубящих ударов сверху. Грудь прикрывали кирасы, руки и ноги - наплечники, наручи, поножи. За ними стояли, вооруженные двуручными топорами с колющим наконечником и заостренным крюком на обухе, алебардщики. Солнце играло на широких заточенных лезвиях. В самом центре баталии развевались знамена кантонов. Сто ярдов. Пятьдесят. Двадцать. Жуткий лязг, громом пронесшийся по полю, ознаменовал начало сражения. Мое сердце дрогнуло. Рыцарская конница, ломала шеренги швейцарцев, разрывая их военные порядки - баталии. Копья проделали изрядный проход в боевых порядках, и разогнавшиеся кони ворвались в скопище людей как смерч, давя, рубя, опрокидывая наземь. Барабаны горцев громко стучали, трубили трубы, призывая держаться, но копья и мечи рыцарей косили людей, как коса срезает буйную траву. Хоть медленно, но швейцарцы начали подаваться назад.
Я же не мог оторвать взгляда от человеческого водоворота, втягивающего в себя все больше людей. Движение бронированной волны замирает все больше, она замедляется. Рыцари все больше увязали, утрачивали разбег, а вместе с ним силу и напор. Каждый шаг давался теперь с неимоверным трудом. Двигаться приходилось по трупам, сбивая и смешивая собственные ряды. Идти, чтобы снова упереться грудью в копья швейцарцев.
"Да поддавайтесь, мать вашу! Пусть прорвутся! Ну! - и тут, словно услышав мои мысли, швейцарцы начали отступление. Сначала медленно, потом все быстрее и вот железный кулак, прорвав баталии швейцарцев, вырвался к возам.
"Давай, Браччо! Успех надо закрепить!".
И да Монтоне откликнулся на мои мысли. Сначала ринулась с холмов легкая кавалерия, чтобы ворваться в разрезанные построения швейцарцев и рубить, рубить.... Следом за ними плотными рядами двинулись копейщики, за ними - арбалетчики.
"Все правильно. Пока все идет как надо".
Итальянские рыцари, прорвавшись к возам, думали одним ударом прорвать линию вражеской кавалерии и рассеять арбалетчиков, как вдруг их неожиданно накрыла лавина стрел и арбалетных болтов, вылетевших через амбразуры деревянных стен вагенбургов. Я услышал крик Уильяма Кеннета: - Бей их, парни!!
Огромные луки натягивались снова и снова, и оперенные белыми гусиными перьями стрелы летели, пробивая кольчуги и ткань. На траве валялись ржущие кони, молотя по воздуху копытами, и вылетевшие из седел всадники. Дикие крики лежащих на земле людей нередко заглушали топот множества копыт, которые втаптывали их в землю. Кони следующего ряда налетали на умирающих людей и животных, скользили, падали, ломали ноги, а их хозяева нещадно били своих жеребцов коленями, пытаясь объехать павших животных.
Вот кубарем вылетел из седла всадник, роняя копье, за ним другой рыцарь падает на круп своего коня со стрелой в горле, за тем еще один... и еще.... Английские луки били точно, а стрелы безошибочно находили цель. За несколько минут перед колесами возов выросла гора трупов из людей и лошадей. С каждой минутой она росла все больше. И все же итальянские рыцари прорвались вперед, чтобы схватиться с солдатами графа де Бресье. Французов было намного меньше, но у них была совсем другая задача: не победить, а только выстоять, удержать и не дать им прорваться к стрелкам. Они стали преградой на пути итальянских рыцарей, которых с возов, почти в упор расстреливали лучники и арбалетчики. Если везде, на поле, шел бой, то здесь у возов сражение превратилось в самую настоящую мясорубку. Итальянцы все еще ожесточенно сражались, но их напор уже гас сам по себе.
Рыцарская атака должна была стать железным кулаком, который ударом тысяч копыт, натиском тяжелых коней и закованных в железо всадников, должен раздавить противника. Раз и навсегда! Рыцари армии да Монтоне, мечтавшие разнести врага в клочья и перебить ошеломленных уцелевших, так же как и их командующий, сделали ставку на это, и просчитались. Не учли новой тактики, вагенбургов и более совершенной конструкции рычага для натяжения тетивы арбалета.
Как только я увидел, что яростная атака противника захлебнулась, то подал сигнал - вскинул вверх руку. Тут же за моей спиной серебристо запела труба, и из-за лесочка вырвался мой последний резерв. Шевалье Гийом Брасси со своими кавалеристами. Они знали, что делать.
"Ну что, Евгений Викторович! Пришла наша очередь! Надерем задницу итальяшкам!".
Я оглянулся, а затем сделал жест, сидевшему в седле, в нескольких ярдах позади меня, Джеффри. Телохранитель склонил голову в уважительном поклоне, затем осторожно развернул знамя, на котором был вышит родовой герб Фовершэмов и вдруг резко воздел его вверх. Ветерок подхватил и развернул легкий шелк знамени. Я счел это хорошим знаком. Развернувшись лицом в сторону противника, я выхватил меч и дико заорал, надсаживая горло:
- Руби!! Без пощады!!
Сотня глоток за моей спиной подхватила мой крик и разнесла его над полем боя. Я всадил шпоры в бока лошади. Мы врезались в ряды итальянских рыцарей, когда те уже начали понимать, что к поражению они намного ближе, чем к победе. Наше неистовство, с которым мы вступили в бой окончательно, погасило воинский пыл горячих итальянцев, и те, один за другим, стали заворачивать коней, стараясь как можно быстрей выйти из рубки.
Хуже всего до этого приходилось швейцарцам, чьи разваленные порядки опустошала легкая кавалерия противника, но как только конники Брасси добрались до врага, картина резко изменилась. При поддержке легкой кавалерии, швейцарцы восстановили боевые порядки и с новой силой бросились на врага. Я не увидел, как Монтоне бросил свой последний резерв - две сотни легкой кавалерии. Это был безумный поступок. Атака не прорвала строй, а ударилась в него, как волна о скалу, разбившись на мелкие брызги. Уже потом я узнал, что резерв повел сам итальянский полководец, но эта атака только продлила агонию его армии. Итальянская пехота, поддерживаемая кавалерией, до этого момента еще как-то удерживала швейцарцев, но когда увидела, что рыцарская конница стала отходить, солдаты дрогнули и начали отступать. Какое-то время их отход сдерживала легкая кавалерия, но когда Браччо да Монтоне погиб, ничто больше не могло сдержать солдат и отступление переросло в паническое бегство. За ними попятам неслись озверевшие от крови швейцарские горцы. Сражение превратилось в резню.
