С первых дней вторжения фашистской Германии советское правительство начало всячески культивировать символы Святой Матери Родины. После революции большевики боролись с ними, объявив пережитками умирающего, националистического прошлого. Но как только они понадобились, чтобы поднять народ на борьбу с нацистами, про них вспомнили снова. И, несмотря на то, что правительство упорно следовало идеалам атеизма, Сталин даже помирился с московским патриархом.
— Думаю, можно снова в путь, — заметил Шолуденко. — танков больше не слышно.
— Да, я тоже не слышу, — наклонив голову и прислушиваясь, согласилась с ним Людмила. — Но все равно мы должны соблюдать осторожность. Их машины производят меньше шума, чем наши. Вполне возможно, что они затаились где-нибудь и ждут.
— Уверяю вас, старший лейтенант Горбунова, я знаю про эту особенность вражеских танков из личного опыта, — язвительно-официальным тоном сообщил Шолуденко. Людмила прикусила губу. Да, конечно, офицер НКВД выполняет задание правительства на территории неприятеля и наверняка знаком с вражеской техникой лучше, чем она себе представляет. А Шолуденко, тем временем, продолжал: — Однако не стану отрицать, что некоторые уроки следует повторять, причем как можно чаще.
Приняв его слова за подобие извинения (даже и это больше, чем она ждала от представителя НКВД) и немного успокоившись, Людмила натянула сапог. Через несколько минут они с Шолуденко уже шагали в сторону дороги. Впрочем, им хватило одного взгляда, чтобы остаться на обочине; танковая колонна превратила проезжую часть в непроходимое болото, которое тянулось на много километров и терялось где-то за горизонтом.
Идти вдоль дороги оказалось делом совсем не простым. Земля еще оставалось скользкой и сырой, а молодые растения и зеленеющие кусты, радуясь долгожданному теплу и яркому солнцу, цеплялись за путников ветками и корнями, всячески стараясь остановить их и привлечь к себе внимание.
По крайней мере, у Людмилы сложилось именно такое впечатление после того, как ей пришлось подниматься с земли в четвертый раз за последний час. Она так злобно выругалась, что Шолуденко весело захлопал в ладоши и заявил:
— Ни один кулак не поносил меня словами, которыми вы только что приветили несчастный корень. Ладно, не буду спорить, он сам напросился.
Людмила стала пунцовой. Шолуденко фыркнул, и она поняла, что он заметил ее смущение. Что бы сказала мать, если бы услышала, как ее дочь ругается, точно… ну… никакого подходящего сравнения на ум Людмиле не приходило. Два года в Красной армии сделали ее такой грубой, что она порой сомневалась, сможет ли нормально жить, когда наступит мир.
Когда она высказала свои мысли вслух, Шолуденко развел руки в стороны, как будто пытался охватить весь мир вокруг себя. Затем показал на глубокие, заполняющиеся водой колеи, оставленные танками ящеров.
— Пусть сначала наступит мир. А потом будете волноваться по поводу пустяков, — сказал он.
— Да, вы правы, — согласилась с ним Людмила. — Судя по тому, как развиваются события, война никогда не закончится.
— История это всегда борьба — такова природа диалектики, — напомнил ей одну из доктрин марксизма офицер НКВД. Но в следующее мгновение он снова стал самым обычным человеком. — Однако я бы не возражал, если бы борьба была не такой беспощадной.
— Вон там деревня, — показала Людмила. — Если повезет, удастся немного отдохнуть. А если очень повезет, то и поесть. Они подошли поближе и увидели, что деревня заброшена.
Часть домов была сожжена, другие своими дырявыми крышами напоминали лысых стариков; посреди улицы валялась дохлая собака, которая уже начала разлагаться.
Людмила не успела заметить больше ничего — прогремел выстрел, и в нескольких метрах от ее ног в воздух взметнулся фонтан грязи. У нее была отличная реакция — не успев по-настоящему осознать, что происходит, Людмила упала на землю и выхватила из кобуры пистолет.
Еще один выстрел — она по-прежнему не видела вспышки, хотя отчаянно вертела головой по сторонам. Где же спрятаться? И где Шолуденко? Он упал на землю одновременно с ней. Забыв про грязь, Людмила откатилась к деревянному забору — не слишком надежное укрытие, но все же лучше, чем ничего.
— Кто в нас стреляет? Почему? — крикнула она Шолуденко.
— А черт его разберет, лично я не знаю, — ответил офицер НКВД. Он скорчился за колодцем, который прикрывал его лучше, чем забор Людмилу. — Прекратите огонь! Мы свои! — крикнул он как можно громче.
— Врете! — Обвинение сопровождалось пулеметной очередью из соседнего дома, во все стороны полетели искры — часть пуль угодила в каменную кладку колодца. Стрелявший завопил: — Не обманете! Вы из отряда Толоконникова, собираетесь нас отсюда выкурить!
— Слушай, дубина, я не имею ни малейшего представления о том, кто такой Толоконников, — заявил Шолуденко. В ответ снова раздалось:
— Врешь!
Новая порция пуль засвистела в воздухе. Противники Толоконникова явно не испытывали недостатка в боеприпасах.
Наконец Людмила заметила вспышку выстрела. Она находилась в семидесяти или восьмидесяти метрах, слишком далеко для пистолета, но все равно несколько раз нажала на курок, чтобы отвлечь внимание неприятеля на себя и дать Шолуденко передохнуть. Затем быстро откатилась в сторону. А в следующее мгновение пулемет полил шквальным огнем то, место, где она только что находилась.
Офицер НКВД тоже выстрелил, раздался крик, и пулемет смолк. «Не вставай!» — мысленно приказала она Шолуденко. Вдруг это ловушка? Он остался лежать на месте. А через несколько минут огонь возобновился.
Людмиле удалось найти большой камень, за которым она и укрылась. Чувствуя себя в относительной безопасности, она крикнула:
— А кто такой Толоконников? Что вы не поделили?
Если у него такие свирепые противники, значит, и сам он совсем не прост.
Людмила не получила никакого вразумительного ответа на свой вопрос, если не считать новую пулеметную очередь и злобный вопль:
— А ты, сука, заткнись! Предательница!
Над головой Людмилы пронеслось несколько острых осколков камня, за которым она пряталась — их следовало опасаться не меньше, чем самих пуль.
«Ситуация явно тупиковая. И сколько же времени она может продолжаться?» — подумала Людмила.
Невеселый ответ пришел мгновенно — бесконечно. Ни та, ни другая сторона не может обойти друг друга и напасть с тыла, поскольку укрыться здесь негде. Они с Шолуденко отступать не имеют права. Оставалось сидеть на месте, периодически стрелять и надеяться на удачу.
