Дернув кадыком, «Пэппи» шагнула к мутному пятну над выбитыми на плитах знаками, потом зябко повела плечами и сипло выкрикнула:
— Ну и чем мы тогда людоедов лучше, Филин?! Нельзя так, нельзя…
Я лишь сплюнул, проводив взглядом, как в мареве исчезает ее крохотная фигурка. Можно — нельзя… Живым до цели добраться, вот и вся местная правда. Остальное — за кружкой пива обсудим, когда доползем с чужих дорог. Помянув ребят, что не дошли…
Поправив торбу со своей долей собранного барахла, я привычно положил ствол «калаша» на сгиб локтя и шагнул следом. Склизь в этот раз получила с нас плату лишь потраченными боеприпасами и грудой изломанных тел аборигенов. Легко отделались, можно сказать. У нас потерь ноль, а местных — кто их считает.
Легкий ветерок развеял белесый туман на месте открытого прохода. Группа ушла, оставив после себя лишь запах пролитой крови и вонь сгоревшей взрывчатки. Очередной мир за спиной. И тени убитых ради эфемерной цели. Тени без счета…
* * *
Мы шли уже третьи сутки, подходя к очередному переходу. Пустынные и пыльные миры сменяли друг друга, подобно мутным пластинкам старого фотоаппарата. Песок, облезлые кусты, заунывные песни ветра и отсутствие зверья в округе. Под конец путешествия к Дымокурам Щепка стал похож на дикобраза, дергавшегося от любого шороха.
— Чего это он? — полюбопытствовала Настя, бодро шагавшая вслед за близнецами. Каждый новый «коридор» она переносила все легче, удивляя меня своей приспособляемостью к вывертам подпространства.
— Здесь обычно разной дряни полно. Ну, не смертельно, но пытаются нападать. И пауки большие, и ядовитых идиотов многоногих хватает. Даже птичек видели, похожих на страусов. Правда, зубы как у крокодила и даже на мотоцикле не удерешь, но все не бронированные и отстреливаются легко. А вот то, что сейчас ни одной заразы не видно — говорит о дурном. Если их здесь нет, то где-то они толпой собрались. Или, что еще хуже, сюда выхлопом кого пострашнее забросило, вот живность и повымерла. А как бяки разок пришли, так могут и другой заглянуть. Сама понимаешь, злобный неизвестный враг нам куда как хуже привычных тараканов-переростков. Похоже, с Полустанка опять какую-то дрянь на ближайшие пустоши вышибли, вот у хищников Гон и начался. Рвут все, что шевелится, по любым неохраняемым переходам лезут. Лучший индикатор беды у соседей — мертвая тишина на ближайшей поляне.
— И вы их тоже — дустом? Всех местных пауков, птеродактилей и прочих? Чтобы ходить не мешали?
— Патронов не напасешься, — ответил я, потом спохватился и посмотрел на хитрую рожицу собеседницы. Поймала, вредина. Все никак не может простить, как мы ее драгоценную тушку сквозь каннибалов волокли. Тонкая душевная организация, совсем-совсем не терпит диверсионно-минной войны. Хотя, вчера вечером Михалыча донимала, просила показать, как он бомбы мастерит. Серегу спрашивать было бесполезно, наш подрывник уже тогда начал на любой звук кидаться. — Нет, милая, никого мы не травим. Мы же бродяги, работаем за процент. Полномасштабную войну только государства ведут. Да и те из местных обычно хороший прямой канал под себя подминают, ставят пулеметы на проходной и живут припеваючи. А по разным загогулинам лишь нищие попрошайки болтаются. Тут урвешь, там утянешь — вот и повод потом в кабаке стаканчик пропустить.
— И ты считаешь, что это правильно? Грабить слабых, водить контрабандистов и торговать дурью?
— Так тебя никто и не заставляет. Если талант прорежется — иди на госслужбу. За пару лет заматереешь, коли в подковерных играх не сожрут, будешь для богатых начальничков забавные безделицы у соседей закупать. Или в охрану переходов подашься, кто стабильные каналы обороняет. Через десять лет будешь от скуки выть и на стенку лезть, зато устав и правила стрельбы на поражение по любой не идентифицированной цели выучишь лучше любой молитвы… Или проснется в тебе авантюрная жилка и подашься в бродяги. Исходишь всю округу по тысяче раз, устанешь на курок нажимать, жизнь спасая. А потом поймешь, что золотого замка не нажила, а душу на местных тропах навсегда потеряла. Так и будешь болтаться, пока где не ошибешься. Другого пути нет. По-крайней мере, я его не знаю…
Оглянувшись на замыкавшего крохотный отряд Михалыча, я повернулся и полюбовался на поднявшиеся впереди груды камней. Заканчивая болтологические развлечения скомандовал:
— Братья в охранение, мы здесь. Яппи и Щепка — проверить зону перехода. И Сережа, прошу тебя аккуратнее. Не хватает еще, чтобы ты кого из своих с расстройства подстрелил.
Баюкая снятый с предохранителя автомат, я устроился на прожаренном солнцем валуне. На удивление мирное путешествие от одного обжитого мира до другого настраивало на умиротворенный лад. Вбитые в подкорку рефлексы дремали, сотни и тысячи мелочей в картинке окружающего пейзажа говорили об отсутствии опасности. Очередной коридор — и дальше группу поведет Японец. Он настроен на гремящий железом вонючий мир Дымокуров намного лучше меня. Там, где я загривком сумею прочувствовать атаку песчаных волков, просочившихся сквозь туман невидимыми тенями, наш милый узкоглазый мастер будет хлопать ушами. Но как только речь заходит о бандах бородатых отморозков, прокопченных до черноты, немногословному Яппи нет замены — успеет увести отряд запутанными тропами еще до того, как прогремит первый выстрел. Там, где для меня одинаковые дряхлые железные столбы вдоль изломанных пыльных коридоров, для него — мир родной, способный предоставить и кров и стол. Вот и верь потом в стереотипы: я мастер дикого оленя в пустыне найти, а сын ненецкого народа — по ржавой шестеренке судьбу предскажет на ближайшие сутки…
— Чисто! — дал отмашку Щепка, мелькнув среди камней.
— Ладно, ребятишки, прогулка закончилась. На раз-два собираемся бодрой кучей и навстречу паровозным гудкам… Двинули…
* * *
Пускавший золотые зайчики огромный корабль пыхтел свежепокрашенными трубами и медленно полз над облаками. Если бы не километровая высота и проплывавшие внизу развалины городов — вполне можно представить, что сидишь на раритетном пароходе где-то посреди Миссури и попиваешь чай, слушая вопли чаек за кормой. Или не чаек, никак не выучу название местных птиц, столь же нахальных и горластых, как и наши наглые морские попрошайки. Пусть будут чайки, лишь бы на голову не гадили, а то повадились, заразы, пролетающие мимо корабли метить.
Рыжие косички успели за сегодня мелькнуть сотню раз во всех углах безразмерного великана. Насте было интересно все — и как работают толкательные винты, двигая громаду вперед, и как плюется паром судовая машина, и как сияют хрустальные сферы древних машин, наследия давно сгнивших цивилизаций. Сколько тысячелетий прошло, а когда-то всеобщая антигравитационная сеть местами все еще работает, позволяя новым бородатым хозяевам ползать над облаками, отмывая периодически палубу от навалившихся птичьих удобрений… Чтоб их, зараз, хоть и не выходи на улицу из застекленного ресторана.
