– Он его сейчас вскроет, как жестянку тушняка! – вновь восторженно воскликнул стражник.
Сзади и сверху, раздался лязг. Сигурвейг снова оглянулась. Ствол уцелевшего палубного пулемёта пришёл в движение, за рукоятями стоял, привстав на цыпочки, А́рнгрим, а рядом с ним возился с крышкой ящика для пулемётной ленты второй пленный работорговец, Отри. Третий соучастник их преступления, Льо́сальф, прыгнул за борт, едва завидев берег западного материка, после чего Отри и Арнгрима заперли во временно опустевшей корабельной лечебнице. Сигурвейг почувствовала, как к горлу подступает комок. Закончив возню с ящиком, Отри взял в руки мегафон и попытался что-то сказать, но вместо усиленной речи, мегафон исторг жуткий электрический вой.
Этого вполне хватило, чтобы наконец привлечь внимание синешапочников и синеповязочников, увлечённо следивших за боем, к тому, что Арнгрим держал их на прицеле. В воздухе подхватив с перепугу выроненный Отри за борт прибор, Анси подкрутил на нём какое-то колёсико и рявкнул:
– Микры скибурятые, шмураки копшовые, а ну! Макиры на питруса! Скрыготню отгуряйте, и хляйте, а то саповок на кресо побасаем!
Вновь крутанув колёсико, шкипер повторил, на этот раз ещё громче и с электрически-йотунским подвыванием:
– Макиры на питруса!
Одновременно, Арнгрим перевёл ствол пулемёта в направлении середины толпы, украшенной синим. «Береговые братья» один за другим принялись класть оружие на мостовую.
– Схляем, схляем, только птичек пожалей! – взмолился пушкарь, располовинивая хомут и сбрасывая его с синепёрой шеи. Сигурвейг недоверчиво следила за освобождённой птицей, но та, вопреки своему виду не проявляя никаких признаков зложелательности, бросилась бежать за «братьями», странно вскидывая голенастые ноги.
– Говырдал я, хусый кулпан! – донесло дуновение ветра жалобу одного из «хляющих».
– Я член братства электротехников! – закричал Самбор вслед Йаино, уронившему лагунду в воду, сбросившему развалившийся надвое панцирь, и улепётывавшему вглубь гейтонии Экволи едва ли не быстрее бескрылых птиц. – Настоящего братства! А не берегового фуфла козлиного! Один за всех, а не все врассыпную!
На пирсе перед опустевшей колесницей с шестистволкой осталась лежать куча оружия. Вокруг Сигурвейг, все заговорили почти одновременно.
– Что ж такое, с хо́льмганга[64] сбежал, – с укором сказал соломенноволосый стражник, снимая с тетивы стрелу.
Марела и Сно́рра бросились обниматься сперва друг с другом, потом с Фунсильдом и Скапи. Во взгляде Ирсы читалось раздумие – не примкнуть ли к ним? Сигурвейг покрепче взяла дочь за руку, всё ещё сомневаясь, что угроза миновала.
– Арнгрим, паршивец, хорошо смекнул с пулемётом – а я-то думал, мы все ленты расстреляли, – Гостислав был порядком удивлён.
– Так и расстреляли, – подтвердил Анси.
По его лицу вновь скользнула тень улыбки.
– Как насчёт того, чтоб сход созвать? – обратилась к шкиперу Дарвода. – Принять этих двух в ватагу? Я за них поручусь!
Последнее относилось к Арнгриму и Отри, стоявшим у лестницы.
– И я, – Скапи придирчиво оглядел бывших работорговцев. – Хоть они даже и с Гардарсхольма.
– Дело, но сначала пусть Луцо и Киприно с беженцами разберутся, – Анси тяжело вздохнул. – Есть вам куда их пристроить?
– На первое время, в рыбацкие семьи. Как тебя величать? – Луцо обратился к Сигурвейг.
– Сигурвейг Тумасдоттир. – Тебя, Сигурвейг, с дочкой можем хоть мы с Пикралидой приютить.
– Я не рыбачка, – печально сказала Сигурвейг, почему-то по-этлавагрски. – Я библиотекарь.
– Так муж твой рыбак?
– Муж мой был картографом. На Сигурвейг снова нахлынули слёзы. С ней принялась плакать и Ирса.
– Будет, будет, дочка! Нешто картограф рыбаку не брат! Приютим, и работу найдём! Книжное дело знаешь, да два языка… – Три, – сказала вдова сквозь слёзы. – Ещё колоше́нский.
– Диск теперь менять, – Самбор внимательно осматривал безмолвствовавшее оружие. – Адамантовый, почти новый, а на три четверти запорот. Неплохой был доспех у Йаино, даром что дурак.
– Не в отца умом вышел, не в отца, – внезапно куда-то запропастившийся Киприно поднимался по ступеням, ведшим вверх от воды, на ходу поправляя подол туники, с выражением снизошедшей благости. – Сейчас поедем в Тигри. Герако, поднимай давление. Никтерефто, возьми второй эндоцикл, посадишь кентархию из тагмы[65] Пандоксо на три броневоза, остальных на эндоциклы.
– Но тагма Пандоксо подчиняется только епарху[66], – возразил Никтерефто.
Лименарх отмахнулся рукой, блеснув печатным перстнем:
– Доберёшься до телефона, позвони в епархию, испроси разрешения использовать войско, воеже[67] имелось задним числом. Всё равно Спи́ло наш опять неизвестно где.
Стражники пошли к машинам с озадаченными выражениями.
– Выручать Алепо, – объяснил, продолжая благостно улыбаться, лименарх. – Пока Йаино ещё глупостей не наделал.
– Мои йомсы[68] тебе не пригодятся? – спросил светловолосый Пальнатоки.
– Обойдёмся. Давай, у тебя тут своё дело.
– Так Алепо – вождь Синих лезвий? – удивился Анси.
– Старый, надёжный, предсказуемый, – Киприно кивнул, с подсадкой Пальнатоки взгромождаясь в седло. – И глаз хороший, в коттаб[69] выигрывает, сколько ни выпьет. Откуда ты знаешь язык Лезвий?
– Учился в Лимен Мойридио, – коротко ответил шкипер и перевёл разговор на другое. – Сход, может, и впрямь надо сразу провести. Я думаю, гаванный сбор, раз братство за нас заплатило, будет по правде вдовам и сиротам раздать на обустройство.
– Без схода раздавай, – предложил Гостислав. – И Тейтурову долю золота, у него живой родни нет. Остальные одобрительно зашумели. Внимание большинства ватажников и беженцев сосредоточилось на двух кожаных кошелях, побольше и поменьше, откуда Анси принялся извлекать и отсчитывать скиллинги, номисмы[70], и разрубленные на дольки рабовладельческие золотые слитки.
Сигурвейг, утёршись окончательно пришедшим в непотребство платком, успела бросить взгляд и на то, как Самбор снял шлем и тряхнул головой. К поморянину подошёл Пальнатоки и показал ему что-то на открытой ладони левой руки. Самбор выразительно поднял брови, вывернул пояс, в котором оказалось спрятано тайное отделение, что-то оттуда извлёк, и положил йомсу на ладонь. Йомс совместил предметы двумя пальцами правой, кивнул, и бросил загадочные штучки, блеснувшие белым, в воду.