— Ты еще очень наивна, девчурка. Твой рассказ напоминает отрывок из бульварного романа: подделанное письмо, похищение героини; разумеется, в конце концов, герой освобождает ее. Мне всегда казался антипатичным этот Том Грей, а теперь я вижу, что это — негодяй, каких мало!
— Что ты говоришь, отец? Как тебе не стыдно? — с негодованием перебила его Долли. — С чего ты это взял?
— Подожди, дай мне сказать! — сердито вскричал профессор. — Повторяю, ты очень наивна. Эта история шита белыми нитками, и мне все ясно. Чтобы побудить тебя выйти поскорее за него замуж, а меня — примириться с этим фактом, Том Грей сорганизовал это похищение, а потом разыграл комедию с освобождением. Иначе — кому это нужно? Моим врагам? Но у меня их нет. Вымогателям? Но я пока не получил ни одного письма с требованием денег.
— Том Грей не способен на подлость! — горячо перебила его Долли. — Он честный человек, человек труда. Он вторично спас мне жизнь, и я буду его женой. Сейчас Том ждет в саду, я приведу его сюда… и прошу тебя, отец, прими его как сына.
— Никогда! — с дикой энергией вскричал Монгомери, — пока я жив, этого не будет! Когда я умру, ты сможешь делать все, что захочешь!
— Это твое последнее слово, отец?
— Последнее. Больше нам разговаривать по этому поводу нет никакого смысла! — решительно ответил профессор.
Долли вскочила и сбежала в сад. По ее раскрасневшемуся от негодования и досады лицу и гневному блеску агатовых глаз Том Грей угадал ответ профессора.
Он вскочил с желтой скамьи, сделал шаг ей навстречу и спокойно спросил:
— Ну что? Старик продолжает упрямиться?
— Это все равно, Том, — решительным тоном заявила Долли, усаживаясь на скамью. — Теперь это не важно. Скажи, ты можешь здесь пробыть два дня?
— Никоим образом! — отозвался Том, машинально обрывая клейкие листки сорванной ветки, — я собирался уехать завтра утром, но передумал и сейчас же поеду на вокзал… Я страшно беспокоюсь. Ребята могут начать раньше, чем следует. Мой долг — быть с ними…
— Ладно! — перебила его Долли, — через два дня я выеду к тебе. Пусть отец сердится и поступает, как ему угодно. В течение двух дней я тайком соберу необходимые вещи, улучу момент и спрячу чемодан в саду, а потом скажу тетушке Джен, что уезжаю на несколько дней к Мери Морленд. Мери я заранее предупрежу по телефону, и, если отец будет справляться обо мне, она сумеет его обмануть, пока я не приеду в Блеквиль. После я ему напишу и объясню все…
Том Грей молча взял ее обе руки в свои шершавые лапы, нежно сжал их, и это пожатие сказало ей больше о переполнивших его чувствах любви и нежной благодарности, чем сотни слов.
В паутине наступавших сумерек черты лица Долли казались тоньше, и черными алмазами мерцали ее агатовые глаза.
— Я должен тебе сознаться, дорогая, что, кроме желания видеть тебя, еще одна причина заставила меня приехать сюда так поспешно, — тихо заговорил Том. — Видишь ли, я хотел, кстати, кое-что разузнать от тебя об открытии твоего отца. Я прочитал о нем в газете.
— Почему же оно тебя так интересует? — быстро спросила Долли, взглянув на него.
Том огляделся, словно желая убедиться, что их никто не подслушивает, и тихо ответил:
— Неужели ты не догадываешься? Ведь если действие этих «лучей смерти» таково, как о них пишут, они являются самым страшным оружием, какое можно только вообразить. Конечно, буржуазия постарается захватить его в свои руки и использовать в борьбе с рабочим классом. Я верю в окончательную победу пролетариата, но «лучи смерти» вырвут из наших рядов тысячи борцов и оттянут решительную битву на много лет. Вот в чем дело, дорогая. Скажи, ты не слышала, правительство не предлагало твоему отцу продать изобретенный им аппарат? И действительно ли действие этих лучей таково, как о них писали?
— Видишь ли, Том, — отозвалась, помолчав, Долли, — я никогда особенно не интересовалась работами моего отца. Мне они казались такими скучными. Я всецело была занята чтением и спортом, на это я тратила все время. Что же касается «лучей смерти», то, по словам отца, они могут на расстоянии мили превратить в пепел армию. Два месяца тому назад отец сжег ими из окна своей лаборатории павильон в дальнем углу сада. Обычно я о них отца никогда не расспрашивала и, когда он сам начинал разговор о своем открытии, я, признаться, только делала вид, что слушаю, а думала о другом. О, если бы я знала, что ты ими интересуешься! Что же касается продажи его изобретения, то на этот счет ты можешь быть покоен. Отец мой большой чудак и совершенно об этом не думает. Недавно являлся к нему какой-то миллиардер с предложением продать ему «лучи смерти», и, можешь себе представить, давал два миллиона; отец выгнал его вон!
— Значит, пока все в порядке, — произнес Том, вставая.
— Ну, дорогая, мне пора!
Мощный инстинкт здорового влечения на одну секунду сплел их пальцы, спаял их тела и губы, и Том Грей, нахлобучив на глаза кепи, быстро зашагал к воротам. Долли молча следила за его широкоплечей, сутуловатой фигурой, пока та не слилась с сумраком под тополями у ворот, и, услыхав постукивание отъезжавшего «такси», тихо направилась к подъезду.
Обычно профессор Монгомери пил утренний кофе в своей лаборатории; но в это утро изменил своему обыкновению, желая побыть с дочерью, по которой безумно тосковал во время пятидневной разлуки; он просил тетушку Джен подать кофе на балкон. Он сидел в качалке, прихлебывая из чашки ароматный напиток, искоса посматривая на дочь, сидевшую напротив, необычайно серьезную и молчаливую и всецело углубившуюся в чтение социалистической брошюры в красной обложке. Профессор догадывался, что причиной этой странной, столь несвойственной Долли молчаливости был вчерашний разговор о Томе Грее, и, в свою очередь, дулся на дочь: после разлуки он так жаждал слышать ее веселую болтовню, видеть ее нежную улыбку и лукавый блеск агатовых глаз.
Неожиданно по балкону промаршировала тетушка Джен. Она молчаливо и сердито, словно зараженная их настроением, швырнула на стол перед профессором газету вместе с пакетом в голубом конверте и величественно удалилась, сотрясая мерным шагом гвардейского солдата балконный пол. Профессор разорвал конверт, быстро пробежал глазами письмо и озадаченно пробормотал себе под нос:
— Это… это черт знает что такое! Ни дьявола не понимаю! Странно, очень странно!
Он перечитал письмо, взглянул на почтовый штемпель на конверте и вскричал:
— А, теперь я понял, наконец! Письмецо запоздало! Долли, послушай, я тебе прочитаю самое оригинальное послание, какое я когда-либо получал! И в нем говорится о тебе!
