– Именно так он и считает.
Я заставил наруч исчезнуть. И внимание Хэл переключилось на этот несложный трюк.
– Как ты это делаешь?
– Воображение, Хэл.
Она хмыкнула в ответ на мой ироничный тон:
– Коротко и ясно. Ладно, как будем искать остальные жертвенники? Неужели придется тупо бродить от дома к дому?
– С помощью этого. – Я приподнял дохлого жука, все еще висящего у меня на поясе. – Заметила, что рядом с алтарями он начинает светиться сильнее?
– Нет, – нехотя призналась ученица.
– А я говорил, что нужно быть внимательной к деталям. Знаешь такую игру «холодно-горячо»?
– Конечно.
– Сейчас сыграем.
Я быстро пошел вперед, держа жука на вытянутой руке, как фонарь. Он то бледнел, то разгорался ярче, когда я поворачивал в нужную сторону. На улицах снова начали появляться люди. Проехала тележка торговца каким-то мелким барахлом, заставив Хэл нервно оглянуться на поскрипывание колес. Повозка была заставлена корзинами, набитыми ржавыми, кривыми гвоздями. Пробежали несколько детей, со смехом гнавших перед собой стайку светящихся жуков, еще бескрылых, с короткими усами и лохматыми лапами. Прошли две женщины, их лица были точными копиями лица матери Эйсона – только одна совсем юная, а другая – старуха.
Город снова жил обычной жизнью.
– Мэтт, послушай. Это… селение большое, как ты думаешь?
– Бесконечное, как человеческий разум. – Я свернул под низкую арку, освещая маленький дворик, заваленный деревянными ящиками и грязными тряпками.
В них копошились крысы. Морда одной, повернувшейся на звук наших шагов, показалась мне знакомой.
– Мы могли бы блуждать здесь очень долго, – продолжил я, делая вид, что не заметил хищную, наглую тварь. – Если бы сновидящий, который лечил Эйсона, не оказал нам любезность, установив здесь маяки.
– Маяки?
– Маяки, реперные точки. …Жертвенники.
– Так ты думаешь, они – результат работы сновидящего? – Хэл аккуратно приподняла подол белоснежного хитона, перешагивая черную лужу, растекшуюся по земле.
– Уверен. И я узнаю почерк этого эпиоса.
Парня лечила Хлоя. Талантливая, не лишенная порывов благородного безумия в принятии неожиданных решений. Вполне возможно, если бы Эйсона привезли к ней во второй раз, она привела бы его в сознание.
– То есть мы разгребаем ошибки и доделываем чужую работу?
– Именно. Но должен признать, этот труд проделан мастерски. Все дыры заштопаны, поток сознания приведен в систему, реперы расставлены…
За штабелем из гнилых досок мелькнул желтый свет, и мы с Хэл поспешили подойти ближе.
Вокруг груды жуков-фонарей, сваленных как попало, разместились пять фигур. Одна привалилась к стене, три сидели на ящиках, еще одна помешивала что-то в мятой закопченной кастрюле, пристроенной над «костром».
Они не выглядели враждебными. Просто кое-как собранные скелеты, на которые небрежно намотали грязные, пыльные тряпки. Двигались они тоже медленно, точно преодолевая сопротивление воздуха, наполненного помоечной вонью.
Один из жителей ночного города обернулся, заметив нас, сказал что-то своим приятелям, и вот уже все пятеро уставились на двух путников, забредших на огонек.
– Пойдем, погреемся, – предложил я Хэл.
– Хочешь узнать у них что-то?
– Нет. Собираюсь договориться, чтобы нам случайно не открутили головы.
– Они опасны? – насторожилась девушка, непроизвольно замедляя шаги.
– Могут быть…
– Кто это?
– Ониры – божества вещих и лживых сновидений.
– Я думала, их не существует в реальности, – зашептала Хэл, с огромным вниманием рассматривая тощие силуэты.
– В реальности они и не существуют, – усмехнулся я, – а в этом мире – сколько угодно.
– Ты знаешь, как с ними обращаться?
– Да.
– А мне что делать?
– Быть дружелюбной.
Свет «костра» освещал истощенные, голодные лица существ. Сухая кожа обтягивала рельефные черепа, больше подошедшие бы рептилиям и, казалось, по ошибке попавшие на человеческие скелеты. Скорее всего, эти пятеро были слугами Икела – бога сновидений, который умел превращаться в животных, в отличие от Фантаса, принимающего облик неодушевленных предметов, а также явлений природы, и Морфея, специализирующегося исключительно на людях.
Хэл держалась рядом. Ее взгляд быстро перебегал с одного «бомжа» на другого. Она ждала от них какой-нибудь неприятности и не знала, как реагировать.
– Холодно сегодня, – начал я вежливую беседу, неторопливо приблизившись.
Они смотрели на нас, не спеша поддерживать мой дружественный порыв. Красные искорки в черных провалах глазниц вели бесконечные завораживающие хороводы.
– Как бы дождя не было. А то опять все фонари расползутся – придется в темноте бродить.
Тощие фигуры не двигались, мрачное молчание было красноречивее любого ответа.
– Супчиком угостите? – Я преувеличенно заинтересованно заглянул в котелок и увидел в нем зеленоватую, лениво побулькивающую жижу.
– Ты, может, не будешь совсем наглеть? – очень тихо прошептала Хэл за моим плечом.
Они же едва заметно пошевелились, не ожидая подобной бесцеремонности от незнакомца, столь навязчиво лезущего в чужую компанию. И я увидел, что все пятеро соединены друг с другом длинными тонкими нитями дыма. Он струился, вытекая из одного костлявого тела и впитываясь в другое. Плавал в воздухе, кольцами стлался по земле, льнул к доскам стоящего рядом дома и, поднимаясь наверх, уползал в чердачное окно.
Я быстро посмотрел туда и за грязным стеклом разглядел огромный выпученный глаз – его белок был испещрен выступившими кровеносными сосудами, радужка блеклым студенистым пятном расплывалась вокруг черной дыры зрачка. Оттуда, из его глухой пустоты, тянулись дымные струи, связывающие голодных существ.
Интересно. Очень интересно. Значит, младшие служители сновидения под присмотром кого-то из старших.
Наконец один из ониров недобро усмехнулся, неспешно наклонился над котелком, лениво помешал варево, зачерпнул и подал мне с насмешливым поклоном. Я взял подношение.
Черенок гнутой закопченной ложки оказался ледяным, хотя должен был нагреться от кипящего «супа».
– Даже не думай! – яростно прошептала Хэл. – Ты что, отравиться захотел?! Или самому в жука не терпится превратиться?
Не обращая внимания на ее грозные пророчества, я быстро выпил зелье, пока ониры не передумали угощать сновидящего. Оно было холодным, густым, с ярким привкусом маковых зерен. Очень знакомым. Едва ощутив его, я понял, как соскучился по нему. Один долгий глоток, язык и горло онемели на несколько мгновений, но тут же все прошло. Я почувствовал мощный прилив сил и неуместного веселья. Но если первое оказалось очень кстати, эйфорию предстояло сдерживать.
