Вышел на связь капитан Кравцов и сообщил, что он засек места приземления летчиков, которые выпрыгнули с парашютами. За ними направились БТРы бывшие в охранении "Шилок". Через пятнадцать минут, БТРы доставили к штабу всех трех летчиков. Приняв доклады от всех экипажей о том, что потерь убитыми и ранеными нет, вся техника исправна, я доложил подполковнику Амбросимову о результатах боя. Вернув всю технику на исходные, я взглянул на часы и с удивлением осознал что, весь бой занял не более двадцати минут, а мне показалось что прошел целый день. Этот день, который историки впоследствии назовут самым длинным днем, был впереди, а мои электронные "Сейко" которые я купил за чеки "Внешпосылторга" показывали пять часов утра 22-го июня 1981 года, понедельник.
Командир второй группы 55 бомбардировочной эскадры Хе-111 был мрачнее тучи. Три четверти самолетов с отборными экипажами не вернулось с задания. А многие из тех, что вернулись, были изрядно потрепаны русскими.
Доктор Эрнст Кюль уже засиделся в майорах и сразу после Нового Года специально написал рапорт об отправке в Польшу. Там комплектовались дивизии Люфтваффе для нападения на СССР. Для хорошего офицера война - это, прежде всего, способ отличиться и сделать карьеру. По крайне мере майор Краузе был в этом убежден как никто другой. Несколько блестящих побед и вот уже долгожданное звание оберст-лейтенанта само упадет к нему в руки. Точнее, к нему на погоны. Именно так говорил его непосредственный начальник - оберст-лейтенант Бенно Кош. Но видимо, капризной фортуне было угодно распорядится его судьбой по-другому. Иначе как можно объяснить такие чудовищные потери в первые часы войны?
"А вот и заслуженное возмездие в лице оберст-лейтенанта" - с горечью подумал майор, видя приближающуюся фигуру своего командира.
- Проклятье, Эрнст, что у вас случилось? Я ни черта не понял! Связь ни куда не годится!
- Господин оберст, - начал Кюль в официальном ключе - Моя группа попала в хорошо подготовленную зенитную засаду русских! А потом на нас свалились русские "крысы". Наши истребители появились слишком поздно. Хотя, благодаря им, мы все-таки смогли унести ноги. Иначе было бы еще хуже.
- Каковы потери?
- Пятьдесят шесть самолетов потеряно, двенадцать сильно повреждено, но летчики сумели их посадить. Еще четыре имеют незначительные повреждения. Это без учета потерь в первом вылете!
- То есть, майор, Ваша группа фактически утратила боеспособность?
- К сожалению, да, господин оберст-лейтенант!
- Чем Вы можете объяснить эту ситуацию?
- По данным разведки в этом квадрате, - он указал на карту - Вообще, не должно было быть русских частей. Но плотность зенитного огня была такова, что я думаю, там находилось не менее зенитного полка иванов. А может быть даже и более. Плюс ко всему мы были атакованы русскими истребителями. Удалось сбить не менее двенадцати самолетов противника. Ни обойти, ни уничтожить систему противовоздушной обороны к сожалению не удалось. Мы определили только место расположения основных батарей. Они находятся примерно вот тут.
Неожиданное появление сильного сопротивления русских, конечно же, не испугало Коша, но заставило сильно задуматься. Еще с тройку таких засад, и от вверенного ему гешвадера останутся одни воспоминания. Так что меры надо принимать. Причем принимать незамедлительно.
- Надо немедленно направить туда разведчика!
- Да, господин оберст! Нужно ориентировать на этот квадрат авиаотряды ближней разведки вермахта, которые действуют в том районе, господин оберст-лейтенант! Не зря русские так прикрывают этот район.
- Вы думаете, майор, может у большевиков в этом районе находится что-то важное? И именно поэтому они сосредоточили там такое количество зенитной артиллерии? А по поводу привлечения вермахта, давайте не будем торопиться Эрнст!
Кош не спроста задавал такие вопросы. Ведь за серьезные потери и с него тоже серьезно спросят. Но одно дело, если эскадра погибла просто так, и совсем другое, если была выявлена ранее не обнаруженная серьезная группировка или объект противника. Тут уж всю вину можно было свалить на разведку.
Кюль сразу понял, куда клонит начальник:
- Да, господин оберст, очень вероятно, что русские сконцентрировали в этом квадрате серьезные силы, готовые отражать наступление наших войск. И если разведка не смогла засечь передислокацию красных, то нашей вины в этом нет. Мы сделали все, что могли.
- Я тоже так считаю, Эрнст. Вы пока пишите рапорт, а я свяжусь с генералом. Надо, чтобы эту новость о сосредоточении значительных сил большевиков в этом квадрате он узнал именно от нас. И мысленно добавил: "Если вермахт умудрится вляпаться в этом квадрате, то на фоне этого может быть удастся сгладить ситуацию с разгромом целой группы бомбардировочной эскадры".
Часть 7
Подполковник Амбросимов.
Приняв итоговый доклад об итогах боя с немецкими самолетами от гвардии капитана Ледогорова, наконец-то вылез из бронированного нутра своей КШМки и с удовольствием потянулся. В спине при этом, что-то хрустнуло, видно какой-то позвонок стал на место. Над лесом начинало вставать солнце, пахло смолой и мхом. Встававшее солнце, пробиваясь через покачивающиеся ветки деревьев, играло на земле теплыми желтыми пятнами. Среди прошлогодней хвои зеленели кустики земляники с еще не до конца созревшими, чуть красноватыми капельками ягод. Это была такая красота, что я на какой-то миг даже забыл о том куда нас всех занесло. Стоило только обернуться на шорох чьих то шагов, как картинка резко поменялась. Из-за того, что ветра практически не было черные дымы от сбитых самолетов столбами уходили в нежно голубое небо, и это сочетание цветов было кое-то неправильное, чем-то резало глаз, и моментально вернуло в действительность.
Ко мне подошел командир 1-го зенитно-ракетного взвода лейтенант Осташев и доложил, что все сбитые летчики в количестве трех человек доставлены. Они стояли за его спиной, и представляли собой очень живописную группу. Немец был в таком же сером летном комбинезоне, как и у экипажа бомбардировщика, который захватил прапорщик Мисюра. Он стоял со связанными за спиной руками и надменно смотрел на меня.
- Сейчас будет предлагать сдаться в плен. - отчего то пришла в голову эта мысль. Я приказал лейтенанту:
- Этого немца к капитану Суховею, пусть его допросит! Его оружие и документы сдайте капитану, остальное оружие и документы мне.
- Есть! ответил лейтенант, и передав мне два пистолета ТТ и небольшую стопочку документов, повел немецкого летчика в сторону где обосновался наш начальник разведки. В стопке было два удостоверения личности(командирские книжки?), два партбилета и удостоверение депутата Верховного Совета СССР.
Передо мной, стояли двое мужчин, примерно моего возраста, один с генеральскими петлицами был со звездой Героя и пятью орденами, среди которых был орден Ленина, три ордена Боевого Красного Знамени и один орден который я не смог опознать. Под наградами был закреплен маленький красный флажок с надписью "Верховный Совет СССР". Ему было от 35 до 40 лет, низкого роста, на лбу залысины и взгляд человека который привык идти прямо, никуда не сворачивая. Второй был моложе на несколько лет, в петлицах у него было по две шпалы, никаких наград не было. Он был на целую голову выше и намного шире в плечах. Под глазом уже налился фиолетовый синяк, а глаз заплыл настолько, что не открывался. За его спиной стояли двое сопровождающих солдат из взвода Скороходова с такими же фингалами под глазами, только у летчика под левым, а у обоих солдат под правым глазом. Такое обилие синяков на одном квадратном метре наводило на определенные выводы. Пришлось спросить у солдат:
