Вот только я не мог определить их. И уж тем более не мог рассчитать нужную дозировку. Никаких пояснений или инструкций в шкафах, к сожалению, тоже не оказалось. Возможно, они все были представлены в электронном виде, в запароленных планшетах.
И всё-таки я для порядка осмотрел все запасы в поисках известных мне препаратов. Но тщетно.
— Обнаружили что-нибудь полезное?
Я отчетливо слышал шаги Льва, и по ним опознал его. Поэтому даже не стал оглядываться и поднимать голову.
— Нет, к сожалению. В смысле, препараты нужные тут наверняка есть. Но я не разбираюсь в формулах и западных патентованных названиях. А вы?
— Кое-что ещё помню, из эпохи до Украины, — ответил Лев, после чего подошёл ко мне и тоже начал осматривать холодильники и шкафы с препаратами.
Однако, учёному тоже не удалось однозначно идентифицировать известные ему снотворные.
— Что ж, — он пожал плечами, — рисковать, в любом случае, не разумно, — сказал он, поднимаясь.
Я с недоумением заметил, как он зачем-то неловко спрятал в карман одноразовый инъектор. Но переспрашивать не стал. Вдруг там только одна доза известного ему препарата? Конечно, он поступил не очень, с моральной точки зрения, но воевать с учёным за снотворное я тоже был не готов.
— Смотрите, тут холодильник для тела, — сказал Лев, стоя у выхода из медотсека. Он указывал рукой на одну из дверец в стене, — давайте перенесем убитого. Не полноценные похороны, конечно. Но лучше, чем просто бросать его там, где застала смерть.
Я не мог сказать, чем именно походный морг лучше. Но, пожалуй, учёный был всё-таки прав.
Я молча кивнул.
Снайпер ожидаемо был тяжелым. Трупное окоченение ещё не успело разрешиться; наверно, потому что температура была слишком низкой, поэтому тащить его по лестнице было особенно неудобно. Но мы справились.
— Спасибо, — кивнул учёный, когда мы закрыли дверцу морга.
— За что? — удивился я.
— За отношение к погибшим. Что помогли.
Я удивлённо пожал плечами и направился к выходу из базы.
За полчаса до обеда Лев пришел ко мне на мостик. Я ковырялся в навигационном планшете, пытаясь подключить его к стационарной навигационной системе, чтобы проанализировать наши зафиксированные передвижения. Это можно было бы сделать и на стационарном терминале — но там нельзя делать отметки вручную. Неудобно.
— Сергей, — позвал Лев. Без отчества, что для него было необычной фамильярностью.
— Да? — ответил я, поднимая голову.
Меня сразу насторожило выражение глаз учёного. Подчёркнуто-спокойное. Уже не земное.
— Извините, не могу уйти просто так, — он виновато улыбнулся, — понимаете… тут такое дело… скорее всего, ваш случайный знакомый, этот снайпер, был не так уж и не прав. И он убил Михалыча и пытался убить вас вовсе не потому, что оборонялся. Точнее, не эта причина была главной.
— О чём вы? — настороженно спросил я.
— Думаю, у него была серьёзная причина, — продолжал учёный, — объяснить это невозможно. Вы должны мне просто поверить. Я не могу вынудить вас на это решение, но, поверье, будет лучше, если вы сделаете это. До того, как проснётесь среди ночи.
Я не ответил; сидел неподвижно, пытаясь угадать намерения Льва.
— У меня осталась пара минут, — он снова виновато улыбнулся, — к сожалению, такого простого выхода вам не представится. Но вы ведь военный. И знаете, что делать с оружием. Это у меня не хватило бы духа.
Я вскочил с места, чтобы бежать в медотсек, к универсальному антидоту. Но Лев остановил меня:
— Не беспокойтесь, — сказал он, — антидот тут не поможет. Лучше помогите мне добраться ближе к складу. Чтобы тело долго тащить не пришлось.
С этими словами Лев вышел в коридор, соединяющий отсеки, и спокойным шагом направился дальше. Я как во сне следовал за ним, отчаянно пытаясь придумать какое-то решение. Сказать правильные слова.
Но не успел. Лев упал на палубу в паре метров от грузового отсека.
Глава 8
— Что, если он был прав? — спросил Иван.
Мы завтракали. После того, что случилось со Львом накануне, мы совершили ещё одну попытку прорыва. Но в этот раз путешествие закончилось досрочно — из-за грандиозной бури, которая к утру завалила караван почти по крышу.
— Ты о чём? — ответил я, вытирая губы салфеткой.
— Его решение. Он ведь наверняка знал больше. Только решил нам не рассказывать.
— Вот это-то и странно, — вздохнул я, — может, потому, что знал, что эти аргументы будут выглядеть бредово и не убедительно?
— Но они убедили его самого!
— Знаешь, — я посмотрел лейтенанту в глаза, — я видел, как люди стреляются, оказавшись в окружении, в заблокированной позиции. Причем зная, что ситуация не безнадёжна. Они просто не выдерживают напряжения, которое может длиться неделями.
— Но тут ведь всего пара дней…
— А там — не учёные были, а кадровые военные, которых специально готовили к таким ситуациям.
Иван кивнул, и сделал глоток чая. Я совсем не был уверен в том, что убедил его. Но разговоры про самоубийство были сейчас просто недопустимы.
После заполнения журнала экспедиции мы отправились наружу, откапывать комплекс. Благо буря закончилась и ярко светило солнце.
Работали молча. Даже с каким-то остервенением. И я был этому рад: возможность физически вымотаться должна была гарантировать долгий и спокойный сон. Ведь снотворного осталась одна таблетка.
— Как вы думаете, сколько должно быть башен? — спросил Ваня, когда мы вернулись на борт.
— Понятия не имею, — искренне ответил я, стягивая отработавшее по полной мембранное термобельё.
— А я вот думал об этом. Но со стороны я не уверен, что правильно посчитал основания.
— Площадь развалин растёт, — заметил я.
— Да, — охотно кивнул лейтенант, — но расстояние между башнями сохраняется. Значит, есть какая-то схема.
— Возможно.
— Знать бы наверняка — сколько нужно людей, чтобы она была завершена.
— Мне это совсем не интересно.
— Может, когда это будет сделано, люди… ну… скажем, освободятся? — Ваня посмотрел на меня своими большими карими глазами,
