— Знаешь, с тех пор как ты поседел, у тебя окончательно испортился характер. Ты стал еще вреднее, зануднее и твои приступы апатии уже надоели.
Мун растекся в натянутой улыбке и развел руками.
— Старею.
День выдался оживленным и богатым на неожиданности. На крик, что они пожрали, рыжий не явился. Он пришел по собственному почину через полчаса. Забрал пустую тару, бросил на Муна победоносный взгляд, мол отольются кошке мышкины слезки, погоди, недолго осталось, и гордо удалился.
Не успела закрыться дверь, как на пороге появился эскулап с седеющим ежиком на голове. Этот был как всегда молчалив и уравновешен. Мун, честно говоря, поражался его спокойствию.
Снейк глядел, как снимают старые бинты, делают перевязку. Потом повернулся, подставляя под инъекцию мягкое место. Когда дверь распахнулась, впуская очередную порцию гостей, бородатый как раз возлежал с голой задницей.
На этот раз рыжий парень пришел не один. С ним явился сухощавый невысокий мужичек с замашками хозяина. Без барства, но с уверенностью, что он дома и здесь, в его доме, все будет так, как он скажет.
Новый гость был не стар, но видимо имел богатую мимику. Жесткое лицо его было изрезано глубокими морщинами, что придавало ему гротеск и выпуклость деревянной маски. Оно выглядело не красивым, но обаятельным. А еще у мужичка был очень выразительный взгляд, напрочь отбивающий желание шутить. Только одна деталь портила общее впечатление: от левого уголка рта до виска тянулся кривой уродливый шрам.
Вышедший было веснушчатый тюремщик появился снова со старым табуретом. Поставил его между коек и, злорадно поглядев на Муна, удалился.
Мунлайт проводил парня взглядом, скосил глаза на шрам мужичка. Не иначе сам Резаный почтил присутствием. Судя по поведению рыжего, мужичек — человек уважаемый. Судя по поведению мужичка — хозяин. И судя по вспоротой щеке, имя он себе не любовью к пиву заработал.
Молчаливый эскулап всадил Снейку шприц в бедро и также беззвучно принялся собираться. Бородатый подтянул штаны.
Мужичок со шрамом на щеке сел на притащенную веснушчатым табуретку. Поглядел на изучающего его Муна. Мужчины сцепились взглядами и несколько секунд пристально смотрели друг на друга. Затем дядька со шрамом перевел взгляд на Снейка. Не отвел глаза в сторону, а словно отпустил Муна взглядом на время, мол потом продолжим.
— Меня зовут Резаный, — наблюдая за доктором сообщил мужичек со шрамом.
— Я догадался, — без тени иронии кивнул Мун.
Доктор с седым ежиком собрал инструмент и наклонился за бинтами. Резаный следил за ним с неудовольствием.
— Айболит, подожди за дверью, — попросил он наконец.
Эскулап суетливо подхватился и послушно вышел. Дверь прикрыл осторожно, без скрипа и хлопка.
— Айболит? — усмехнулся Мун, глядя на оставшуюся незапертой дверь. — Добрый доктор?
— Вообще-то он ветеринар.
— Хочешь сказать, — вклинился Снейк, — меня все это время ветеринар лечил?
— А тебя что-то смущает? — приподнял бровь Резаный.
— Ничего его не смущает, — гнусно ухмыльнулся Мунлайт. — Он у нас теперь Змей, так что ветеринар ему в самый раз.
Снейк насупился, пробурчал что-то невнятное и отвернулся. Резаный поглядел на него со странным оскалом, который должно быть означал улыбку, потом повернулся к Муну.
— Змей, значит. Хорошо. А ты что за зверь такой?
— Mister Moonlight, — напевно протянул Мун.
— You came to me one summer night, — отозвался Резаный и почесал шрам на щеке. — Наслышан.
— Да ты меломан? — не удержался Мун, хотя еще несколько минут назад твердо решил, что этого он подначивать не станет.
— Я не о ливерпульской четверке наслышан, хотя я тебя постарше буду. Я о тебе наслышан.
Резаный говорил очень тихо и вкрадчиво. Таким голосом детей убаюкивать. Мунлайту эта вкрадчивость не нравилась. Ему в жизни доводилось встречать разных людей, опасных в том числе, и он знал по опыту, какие люди наиболее опасны.
Тот, кто кричит, брызжет слюной и угрожает, опасен наименее. Люди делятся на тех, кто говорит, и тех, кто делает. Если человек в подробностях объясняет, как он тебя покалечит, можешь быть уверен — он никогда не сможет поднять на тебя руку.
Поопаснее будут психи, громкие, шумные. Такие не обещают показать кузькину мать, но способны схватить, что под руку попадется и зашвырнуть тебе в голову. Эти опасны своей непредсказуемостью.
Но опаснее всего тот, кто говорит с тобой тихо, мягко, вкрадчиво, как с больной глупой собакой. Он никогда не повысит голос, никогда не начнет угрожать, никогда не перейдет на личности. Но со спокойствием английского лорда сможет щелкнуть пальцами, с улыбкой пожать плечами: «так получилось» — и посмотреть, как тебя закатывают в тазик с цементом и отправляют в эксклюзивное плавание по ближайшему водоему.
Сильный человек, у которого есть реальная власть, а не иллюзия власти, которую он боится потерять, никогда не станет повышать голос. Ему это просто не нужно. И вот с такими людьми связываться в самом деле небезопасно.
— И что про меня говорят? — вяло поинтересовался Мунлайт.
— На твое счастье ничего хорошего.
От такого заявления Мун поперхнулся:
— Интересный подход.
Резаный пожал плечами.
— Нормальный. Мне про тебя Вася Кабан рассказывал. И если бы этот человек отзывался о тебе хорошо, то мы бы с тобой сейчас уже не разговаривали.
— Чего так?
— Сволочь он.
— Был, — подал голос Снейк.
Резаный метнул на бородача быстрый взгляд, потом снова посмотрел на Мунлайта. И знакомым образом изогнул любопытную бровь:
— А что с ним?
— Упал и умер, — поделился Мун.
— Сам упал? — не поверил Резаный.
— Я помог, — неохотно признался Мун. — А так как он гранатами был увешан, когда падал, и одна взведенная у него в руке была, то очень быстро научился летать.
Резаный сидел серьезный, задумчивый, будто размышлял, верить пришлому, не по годам седому сталкеру или нет. Пальцы непроизвольно тронули шрам. Наконец решил что-то для себя, на Муна глянул с толикой уважения.
— Набираешь очки, — кивнул Резаный и качнулся на табурете. — Мне бы хотелось верить, что вы не плохие люди, — задумчиво произнес он, — но на моей памяти хорошие люди из тех мест, откуда вы вышли, не приходили.
— А что, плохие приходили? — напомнил о своем существовании Снейк.
— Оттуда вообще люди не приходили, — буднично сказал Резаный, не повернув головы. — Никакие. Ни живые, ни мертвые. Никогда. Так что… я вас слушаю.
Разговор затянулся. Объяснять пришлось долго и больше, чем хотелось. И хотя всего он, конечно, не рассказал, Резаный ухитрился вытянуть из него достаточно, чтобы понять, с кем имеет дело.
