Толкался пистолетик при этом совсем незаметно. Но больше всего удивило Федора, что в нем при стрельбе вообще ничего не двигалось, кроме спускового крючка, разве что. А ведь всем известно, в пистолете энергия отдачи используется для выброса гильзы и перезаряда. А у этого чуда даже соответствующего окошка, куда должна вылетать стреляная гильза, не было. Такое впечатление, что стреляный патрон просто растворялся или сгорал, но массивная тяжесть патронов была явно против этой идеи.
— Почему, говоришь, ничего не движется, и куда гильзы деваются? — Зайнаб кажется сама была удивлена вопросу, даже почесать в затылке попробовала, — подача патронов идет от пружины, которую ты сам взводишь, когда тянешь предохранительную скобу чтобы появился спусковой крючок. Все упрятано внутри — так меньше вероятность, что в механизм попадет грязь. А вот экстракция… Стреляная гильза выбрасывается через дуло, вслед за пулей, так что имей в виду — чтобы не нашуметь.
— Это как?
— Да все очень просто, потому и пистолет имеет такой тонкий ствол и маленький вес. На самом деле, стволом, ну как бы однозарядным, является гильза, внутри нее сгорает пороховой заряд, но газы не выходят наружу, а давят на поршень, который толкает пулю. Основной разгон проходит внутри гильзы, она же принимает на себя все давление, ствол служит только для направления полета пули. Раньше пытались делать телескопические поршни, но оказалось проще сделать два движущихся в противоположных направлениях толкателя. Один толкает пулю, а второй саму гильзу вместе с пулей — скорости-то всё равно складываются, а так еще и о извлечении стреляной гильзы думать не надо — вылетает она следом прямо через ствол.
Но самое удивительное произошло на самом построении, когда Федор, наряженный в новую форму, вымытый до крахмального скрипа (вот уж не подумал бы, что можно достичь такой чистоты и вовсе не имея воды, но выданные салфетки оказались настоящим чудом), внутренне трепеща, занял свое место в конце строя. Только и успел заметить на груди командира красиво блеснувшие ряды наград — раньше ничего подобного на ней небыло. Предчувствия его как обычно не подвели.
— Воспитанник Еремушкин!
— Я! — от волнения голос выдал нечто похожее на мышиный писк.
— Ко мне!
— Есть! — вторая попытка прошла, кажется, более удачно.
Проходя вдоль строя, Федька точно понимал, что многие сейчас улыбаются. Он будто видел себя со стороны — мальчишеская фигура в трёхкратно подвернутой на рукавах и штанинах форме, пытающаяся «тянуть носок» и изображать строевой шаг. Но во взглядах, которые сейчас он чувствовал всей кожей, не было насмешки, скорее гордость.
А потом все стало лишним. Подойдя ближе, он увидел глаза Марь Иванны, как все называли командира группы, и совершенно забыл об окружающем.
— … за неустрашимую храбрость, проявленную в бою с неприятелем… — кажется даже небольшой ветер затих, стараясь услышать продолжение, — «по приговору роты», — тишина со стороны замершего строя будто зазвенела одобрительно и радостно, — … воспитанник Еремушкин награждается знаком отличия «Георгиевский крест четвертой степени».
Майор сняла собственную награду и приколола ему слева над сердцем, со словами: «Носи с честью, я его за настоящее дело получила».
— Я… наверно должен что-то сказать? — от удивления Федор совершенно потерялся, не зная, куда себя деть.
В глазах напротив, совершенно неожиданно, появилась какая-то растерянность и даже неуверенность, впрочем, быстро сменившаяся решимостью, будто командир определилась с чем-то очень важным.
— Скажи: «Служу народу и спецназу!». Этого будет достаточно, — шепнула она.
— Служу народу и спецназу!
— Стать в строй!
Потом его тормошили со всех сторон, норовя то обнять, то потрусить. Молодой голос подкинул бессмертную мысль: «Надо бы обмыть». На нее разом зашикали: «Думай головой, балоболка, какое «обмыть» в поле?». Кто-то задумчиво заявил: «А ведь теперь и подзатыльник не дашь — по уставу не положено!» — и все разом отчего-то рассмеялись.
Веселье продолжалось до того момента, пока грустный голос не напомнил: «Полчаса до выхода», — и все разом разбежались, заканчивать сборы, оставив Федьку посреди всеобщей суеты сжимать в кулачке серебряный крестик награды. Правда почти сразу подошла Зайнаб и помогла перецепить награду на внутренний слой камуфляжа.
— Это, Волчонок, ведь не просто крашеная ткать, она и радиоволны неплохо поглощает. Так что, уж извини, пусть и не покрасуешься, зато в прицеле меньше светиться будешь…
Через собирающийся лагерь прошла, раздавая распоряжения, заместитель командира Сойка, и замерла как вкопанная перед сидящей на груде вещей «на выброс» Машенькой. Девушка поглаживала бока гитары, которую точно теперь предстояло бросить.
— Так, а может все же поднимешь нам «боевой дух и мотивацию», — Сойка явно слегка ерничала, но в голосе звучало скорее ожидание, чем насмешка, — не зря же ее брали?
В ответ Машенька только кивнула и перебрала струны. Все мигом замерли, стараясь не пропустить ни слова зазвучавшей песни:
Ну что ж, пора, товарищ капитан.
Мы Родину и смерть не выбираем.
Мы под звездой прошли Афганистан,
мы на крестах России умираем.
Ну что ж, пора, товарищ капитан…
Мы сыновья загадочной страны,
мы как чужие в собственной Отчизне.
И пусть мы ей сегодня не нужны,
но без нее и нам не надо жизни.
Мы сыновья загадочной страны…
Нет красных звезд на полосах знамен,
но наша кровь не изменила цвета, —
еще он будет в мире воскрешен,
хотя пока мы гибнем не за это.
Нет красных звезд на полосах знамен.
Ну что ж, товарищ капитан, пора,
ведь мы ни жизнь, ни смерть не выбираем:
мы за Державу гибнем под «ура»,
мы за эпоху молча умираем.
Ну что ж, товарищ капитан — пора!
Виктор Верстаков
— Да уж, — пробормотала в возникшей тишине Сойка, после того, как отзвучал последний аккорд, — умеешь ты, Машенька, вдохновить и направить.
— Ага! Особенно про «сыновей» в тему получилось! — хохотнула неугомонная Клуша.
Остальные промолчали — каждый, видимо, думал о своем.
* * *
Если Федька и думал, что былые заслуги и даже награда позволят ему общаться со взрослыми на равных, то мигом убедился, что такое, если и возможно, то только пока ведешь себя по-взрослому. Стоило попытаться покачать права, как его мигом поставили на место и не самым приятным способом.
