Их диалог длился недолго и проходил в полной тишине. Лаккомо жаждал знать, кто убил его отца. Он был уверен, что его дъерк не пропустил бы знакомую душу на Нефритовую Гору, мимо своих родных угодий, к забвению, но Тень долго молчала. Тогда Алиетт-Лэ отчаялся, утратив свою последнюю надежду на ответ, разозлился и выпустил из рук колькольца. Но Кхэнасса перехватил их. Тонкая черная лапа медленно сковала неприятный слуху бамбук, а узкая многоглазая морда опустилась почти к лицу избранному человеку.
«Я был с тобой», — донес ветер шелест его мысли. — «Не с ним».
И тогда Лаккомо понял, что тень просто не знает ответа. И все это время, все годы на корабле он был рядом, невидимый, покинувший родной мир. Покинувший Торию и свой Исток, как и сам Лаккомо. Кхэнасса не знал, что случилось на планете, не видел и так же как он сам — упустил.
«Вина на Тории», — прошипел древний дъерк Нефритовой Горы. — «Убийц нет».
Лаккомо вспоминал, как слышать. С натугой, плохо разбирая тихие слова, сказанные беззвучно, прямиком в сознание. Он знал, что слышал все, и понимал каждую мысль древней Тени. Но осознавал, что каждое слово ему давалось с натугой. Долго же он не кормил старого напарника.
«Я буду с тобой», — как когда-то повторил дъерк, ласково скользнув своей волей по установленной ритуальной связке. — «Защищать».
После чего… вновь исчез. Развеявшись дымкой и стылым ветром, который Лаккомо потянулся коснуться. Воспоминания из детства резанули слишком ярко, как отрезвляя от внезапной слепоты. Алиетт-Лэ очнулся тогда от затягивающей боли и всепоглащающего уныния и, ведомый непонятным инстинктом, поспешил снова покинуть планету.
Но правда об ушедшем из жизни отце тогда так и осталась в тайне.
С тех пор Лаккомо вспоминал его не часто. Злость на обстоятельства Федерации и колонии только крепла, а реальных военных сил для противодействия не было. Прошло то время, когда Тория считалась самой военизированной нацией, а ее флот крупнейшим в системе. Момент давно оказался упущен, а наверстать просто так за счет увеличения численности кораблей было почти не реально. Тем более сравнивать количество рабочих рук и желающих служить просто глупо. Тория проигрывает по этим цифрам Федерации на порядки.
Даже в технологиях они почти сравнились. Еще какие-то десятки лет, и корабли Цинтерры станут в состоянии проломить космический барьер безопасности на Тории и явиться к ее орбите. А если чужой флот уже окажется в зоне прямой видимости… один залп из силовых мониторов быстро решает проблемы несогласия.
Нет. Вечная гонка вооружений их не спасет. Уже отец это понял, когда столкнулся со схожей проблемой на примере колоний. Двенадцать подконтрольных миров. Каждый из которых по численности населения почти догоняет саму Торию или уже превзошел ее. Люди в колониях лояльны к Престолу до тех пор, пока местные кланы придерживаются мягкой политики. Каждый новый Лоатт-Лэ на Престоле — это шанс древним кланам попытаться выскрести для себя более привилегированное положение. Считается, что Династия Журавлей вечна и ее власть нерушима и неприкосновенна. Но на деле… Любую власть можно подвинуть.
Алльяр в свое время решил просто — если кланы считают себя настолько самостоятельными, что смеют заикаться об отсоединении от Империи и вхождении в Федерацию, значит они сильны продовольственно, ресурсно и экономически. Наказывать колонии за подобные предложения Алльеяр не рискнул — половина торийского флота состояла из тех самых выходцев с колоний. Внутренняя гражданская война ему была ни к чему. Но он решил проблему иначе. За всей своей силой и самостоятельностью кланы всегда были чем-то должны Престолу. Вечные неустойки, штрафы, постоянные налоги и займы. Как бы не старались колонии — у них всегда имелся остаточный долг перед столицей. В учет пошло всё, от процента на просрочку налога до средств на содержание студентов в Академии. Финансисты Золотого Дворца тогда поработали на совесть, дотошно соскребая каждый мизерный долг в общую копилку, после чего выставили получившийся счет каждой планете.
Кланы пришли в ярость, но и методы наказания грозили им соразмерные. Престол предоставил им выбор для уплаты — люди, финансы или ресурсы. Каждая планета выбирала свою собственную кабалу. Где-то со скрипом раскошелились древние кланы, где-то подписались на выплату натуральным продуктом, а в иных случаях Тория забрала свой долг лучшими кадрами. Хорошие и ценные люди нужны везде и всегда. Алльяеру не составило труда уделить личное внимание каждому отобранному переселенцу. Для людей это была великая честь! Ведь там, на родине, на колониях они были всего лишь ценными сотрудниками, а здесь, у подножья Нефритовой Горы в легендарном Золотом Дворце становились желанными гостями!
Впоследствии Торийскую казну не раз пытались прощупать и разорить. Банки Лазурного Берега подвергались электронному и физическому взлому. Но только настоящая «сокровищница» столицы находилась отнюдь не на Тории. А все верные принимаемые на службу бывшие иностранные граждане Федерации тоже не нарушали общепринятого порядка, и не селись на Материнской планете. Личный мир Династии держали в тайне, а те немногие, кто получал право там жить, являлись верными друзьями Его Величества.
Правда, были и такие смельчаки, кто пытался проникнуть в Дворцовые подвалы, где по слухам хранились сокровища настолько ценные, что могли разом перекрыть весь долг. Удачливых проходимцев было достаточно. Стража Золотого Дворца никогда особо не препятствовала проникновению. Но и на выходе никого ловить не приходилось — никто из тех, кто уходил в подвалы Дворца не возвращался наружу.
А Алльеяр тогда получил огромную прибыль, казалось бы, ни за что и на пустом месте. Множество верных подданных, ценные запасы ресурсов и огромные средства на… что? Сей вопрос совпал с рождением близнецов. Алльеяр и раньше отказывался от советов в постройке на спонтанные средства целого военного флота. По его аргументам выходило, что это не выгодно. Много кораблей — большая армия — много людей. У самой Тории не было столько населения, чтобы равномерно распределить всех на флот. Да и кто тогда на планете останется. Долгое время отец грезил идеей сотворить нечто настолько грандиозное и великое, что напомнило бы всей Федерации и колониям о настоящем могуществе пусть и увядающей чахнущей Империи. Он думал просто. Ни одно «открытие» не способно защитить себя самостоятельно. Чертежи могут украсть, технологии — скопировать. Никакой флот не в состоянии удивить настолько сильно. Полиморфы… наверняка он думал о них, но все упиралось в пересадку в кристаллы. А с появлением Лаккомо идея отца обрела финальный концепт.
Все те огромные средства, все накопленные ресурсы, все лучшие умы нации тогда были брошены на строительство грандиозного проекта. По Торийской Империи начали ходить слухи, но секретность вокруг дела своего правления Алльеяр держал строгую. Пятнадцать лет, пока Лаккомо взрослел, верфи тайной планеты работали без перерывов, пока, наконец, в день коронации молодого Алиетт-Лэ не явили на обозрение всем Чудо.
И этим чудом стал «Стремительный».
Который потом сразу явился в пограничные зоны колоний.
Это было даже мило, что грандиозный корабль, построенный на долги, потом стал оружием устрашения для тех самых колоний. Отца радовал этот цинизм. И он признавался потом, что испытывал гордость за некоторые смелые решения сына.
Один корабль тогда решил много внутренних проблем Тории. Удобнее было и то, что «Стремительный» являлся самой укрепленной и мощной военной единицей. В одиночку он мог выстоять против целой флотилии, а угнать его без командира было просто технически невыполнимой задачей. Добавляло к плюсам и то, что экипажа на всю эту радость потребовало не много. Всего десяток тысяч для штатной работы.
Забавно. А ведь если так задуматься, то всего лишь выставленные счета и дойка на ресурсы заставили колонии в свое время заткнуться и деморализоваться.
В этом дибилизме было что-то ироничное. Что там, где пасует обычная военная мощь и все силы разведки, контрразведки и диверсионных подразделений — всегда с гарантией выигрывает простая и древняя тактика финансовых махинаций.
