Йерикка помолчал снова. Потом, словно бы неохотно, сказал:
— Ну что же… Я отличный пулеметчик. Но воевать мне в самом деле не нравится. Если честно, воин для меня никогда не был идеалом… Я… ну, белая ворона, что ли? Воевать умею, но не люблю, нет.
— Почему? — заинтересованно спросил Олег. — Остальным это по душе…
— Еще как! — согласился Йерикка. — Да и тебе тоже.
— Мне?! — искренне поразился Олег, а Йерикка покивал:
— Нравится-нравится, я вижу… Сколько угодно можешь философствовать, а все равно ты тут, как рыба в воде, и быть тебе, если выживешь и вернешься на Землю, военным, как твоему деду… да и отцу, наверное.
— И отцу, — подтвердил Олег. — Но я не собираюсь становиться солдатом.
Йерикка не стал возражать, только пожал плечами, как человек, заведомо знающий, что собеседник неправ, и не желающий продолжать спор. В Олеге шевельнулось легкое раздражение — казалось, Йерикка знает о нем больше, чем Олег — сам о себе.
— Обувку на ноги, — послышался голос Гоймира, — до боя!
— Так, пошли, — Йерикка поспешно и ловко обулся. Олег — тоже. Кругом все поднимались, не громко позвякивал металл, зловеще шуршали в ножнах клинки. Никто ничего не произнес, только Гоймир потом сказал — еле шевеля враз побелевшими губами:
— Брать не станем.
ИНТЕРЛЮДИЯ:
"СТАРАТЕЛЬСКИЙ ВАЛЬСОК»
Мы давно называемся взрослыми,
И не платим мальчишеству дань,
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль…
Ни в пустыню, ни к Полюсу Холода,
Ни на катере к этакой матери…
Но, поскольку молчание — золото,
То и мы, безусловно — старатели!
Промолчи — попадешь в богачи…
Промолчи,
промолчи,
промолчи!
И, не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Столько раз мы молчали по-разному!
(Но не «против», конечно, а "за"…)
Где теперь крикуны и печальники?
Отгорели и сгинули смолоду…
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание — золото.
Промолчи — попадешь в первачи…
Промолчи — попадешь в первачи…
Промолчи,
промолчи,
промолчи!
И теперь, когда, стали мы первыми,
Нас заела речей маета!
Но под всеми словесными перлами
Проступает пятно — немота…
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы-то знаем — доходней молчание,
Потому что молчание — золото!
Вот как просто попасть в богачи,
Вот как просто попасть в первачи,
Вот как просто попасть в… палачи.
Промолчи…
Промолчи.
Промолчи!
(Стихи А.Галича.)
* * *
Порция хорошей погоды оказалась до неприличия короткой. Северный ветер принес дождь — не холодный, но нудный, и затяжной, это видно было по тучам, обложившим небо и прочно заночевавшим на перевалах.
— А то еще Морана обдувает нас снежком угостить, — ворчал Гостимир — Чуете? То ее дыхание!
— Замолкни, — попросил Гоймир. Он уже давно всматривался куда-то вперед, где высились древние вязы. — Птицы, — пробормотал он. — С недавна не по нраву мне, одно вот так они… летают.
Олег молча с ним согласился. Слишком часто он за последнее время это видел — стаи трупоедов, взлетающих на деревья, когда приближаются люди… И как эти твари сипят с веток, дожидаясь ухода живых…
И то, с чего они взлетают.
— Пошли, — сказал Гоймир, и на этот раз ни у кого не возникло желания его поправить…
…До вязов оказалось неблизко. И чем больше шагали горцы по раскисшей земле, тем большее беспокойство ощущал Олег. Беспокойство навязчивое и тягучее, предчувствие большой беды. Он не мог разобраться, в чем эта беда, кому она грозит, но ощущение, прочно поселившееся в нем, томило мальчишку, как ломота в теле при высокой температуре.
Потом стала видна просека. Словно что-то тяжелое прилетело со стороны оставленной вчера утром Ольховатки и, снижаясь, в пахалось в гущу деревьев, ушло, ломая и раскидывая их, в чащу. "Самолет упал", — первое, что подумал Олег, но тут же вспомнил, что нет тут самолетов. И открыл рот, но услышал голос Йерикки:
— Вельбот упал. Садился на планере.
— Вельбот? — переспросил Гоймир. — То ли сплю я?
— Если так — ты украл мой сон, — пожал плечами Йерикка. — Вельбот упал, — повторил он. — Они садятся на планере, когда отказывает энергоприемник, а это бывает очень редко.
Олег не совсем понял, что говорил Йерикка. И, кстати, сообразил, что очень мало знает о том, как и почему летают вельботы данванов.
— И Кашей с ним, раз упал, — нервно сказал кто-то, — Нам каким местом припекло?
— Если он сел на планере — там могут быть живые, — напомнил Йерикка, и все, подобравшись, посмотрели в сторону Гоймира.
— Глянем, — решил тот, и, повинуясь его жесту, чета рассыпалась в цепь. — Кого вытропите — сводите. И — тихо, — добавил Гоймир и первым, как и положено князю, бесшумно зашагал в изуродованную чащу…
…Вельбот наверное сумел бы сесть — выпустив короткие широкие отростки-крылья, он планировал в чащу, как ножом, срезая даже не тоненькие деревья. Но навстречу попался невероятно могучий, кряжисты! дуб — и они лежали рядом: вывороченное из земли с корнями славянское дерево и наполовину сложенный в неразборчиво-уродливую гармошку данванский агрегат. Одно крыло разлаписто торчало вверх — лопнувшее до половины от удара. Второе крыло оторвалось и лежало чуть позади, как серебристый плавник невиданной рыбины.
— Одно так и мы в горах-то садились… — прошептал Яромир, и Гоймир яростно на него зыркнул — на взгляд Олега, зря.
Горцы неспешно окружили вельбот, не приближаясь к нему. Олег подошел тоже. Он не мог никак сообразить, что же такое кажется странным в этой машине… Размеры? Вельбот был больше транспортника… Нет, не размеры… Что же, что?..
— Вот странный цвет, — удивленно заметил Богдан, нагибаясь, чтобы рассмотреть брюхо. — Йой, а низом-то!
Серебристый сверху, внизу вельбот был ярко-алым. Крылья украшали две диагональные полосы — золотая и прерывистая зеленая… Да, вот оно! Что за цвет?! Олег повернулся к Йерикке:
— Они что, свихнулись — так красить машину?!
Йерикка не ответил. Он то морщил лоб, то оскаливал зубы — и стоял на месте, тогда как остальные горцы бродили вокруг машины, ища место, где можно попасть внутрь. Вид у рыжего горца был такой, словно он мучительно старается вспомнить что-то важное…
И, едва Олег успел об этом подумать, как его осенило. Он дернул Йерикку за рукав со словами:
