— Этот человек будет полезен у нас на базе, — сказала Людмила.
Ее глаза подзадоривали наземную службу поспорить с нею. Никто из мужчин не произнес ни слова, хотя по глазам некоторых было видно, что они вот-вот выплеснут едва сдерживаемые чувства.
Немецкий фельдфебель бронетанковых войск выглядел столь же ошеломленным, как и стоящие рядом советские военные.
— Сначала я сражался плечом к плечу с группой русских партизан, а теперь вступаю в Военно-Воздушные Силы Красной Армии, — сказал он, обращаясь больше к самому себе, чем к Людмиле. — Надеюсь, Бог мне поможет, и эти факты не попадут в мое досье.
Значит, нацисты тоже беспокоятся о своих досье. Людмила подумала, что у них с Шульцем есть что-то общее, хотя сказать ему об этом не могла. Впрочем, этого и не требовалось. Они оба знали, о чем можно говорить, а о чем нет.
Шульц также знал, что означают адресованные ему враждебные взгляды. Он достал фляжку и бросил ее тому механику, который глядел свирепее всех.
— Водка, русский водка, — сказал Шульц, причмокнув губами. — Очень карашо.
Изумленный механик вытащил пробку, понюхал содержимое, затем со всей силой стиснул Шульца в объятиях.
— Разумный поступок, — сказала Людмила, когда наземный экипаж пустил фляжку по кругу. — Майор Егер это бы одобрил, — добавила она.
— Вы так думаете?
Людмила нашла волшебную фразу, открывавшую доступ к душе Шульца, Его узкое, худощавое лицо просияло, как у мальчишки, которому сообщили, что ему присудили премию за лучшее сочинение года.
— Я думаю, фройляйн, что майор Егер — настоящий мужчина.
— Да, — ответила Людмила и поняла, что, наверное, у нее с Шульцем могут найтись еще кое-какие общие взгляды.
Когда Йенс Ларсен заполучил велосипед, пересечь на нем Огайо, Индиану и Иллинойс и добраться до Чикаго представлялось хорошей идеей. Летом в местах, не затронутых вторжением, это действительно было бы приятным путешествием. Но крутить педали зимой, пробираясь через территорию, почти целиком оккупированную ящерами, — такое предприятие с каждой минутой выглядело все глупее и глупее.
Однажды он смотрел кинохронику, показывавшую колонну полузамерзших немецких солдат, взятых русскими в плен под Москвой. Русские в своих белых маскхалатах и на лыжах казались способными пройти куда угодно и когда угодно. Йенсу представлялось, что и он сможет действовать в том же духе… если он вообще тогда задумывался об этом всерьез. Страшно признаться, но сейчас он здорово напоминал одну из тех ходячих нацистских сосулек.
Когда температура упала ниже нуля и замерла на минусовой отметке. Йенс спохватился, что у него нет теплых вещей, необходимых для длительного пребывания под открытым небом. Он как мог исправил положение, нацепив на себя всю имеющуюся одежду, но такой «луковичный» вариант не спасал его от дрожания на ветру.
Вторым серьезным обстоятельством, упущенным из виду, было то, что этой зимой никто не чистил дороги и даже не посыпал солью. Автомобиль — он все-таки тяжелый и движется быстро, и, что приятнее всего, в его «плимуте» имелся обогреватель. Но велосипед ехать по снежным заносам не мог. Что же касается льда… Йенс падал чаще, чем мог сосчитать. Только везение идиота уберегало его от переломов рук и ног. А может, у Бога действительно существует в Его сердце уголок для детей, пьяниц и таких отъявленных дураков?
Йенс взглянул на карту, которую прихватил на заброшенной бензоколонке. Если он действительно находится там, где ему кажется, значит, вскоре он доберется до городка Фиат в штате Индиана. Увидев название города, Йенс выдавал из себя улыбку и произнес:
— И сказал Господь: Фиат, Индиана, и стала Индиана[35].
Шедший от дыхания пар обволакивал Ларсена облаком морозного тумана. Раза два, в особенно холодные дни, у него леденели усы и успевшая отрасти борода. Он давно уже не видел себя в зеркале и потому не знал, как выглядит. Честно говоря, это Йенса не особенно и заботило. Рыскать в поисках бритвенных лезвий он считал пустой тратой времени. К тому же без зеркала и горячей воды бритье превращалось в слишком уж болезненную процедуру, чтобы отважиться на такую жертву. Вдобавок новая растительность согревала щеки и подбородок. Жаль, нельзя целиком обрасти шерстью…
Сейчас, как и почти во все дни путешествия, на дороге он был один. Легковые машины и грузовики просто перестали ездить, и уж тем более здесь, на оккупированной ящерами территории. Поезда тоже почти не ходили, а в тех немногих, что встречались Йенсу, в окнах вагонах он видел ящеров. В такие моменты ему очень хотелось иметь белый маскхалат, чтобы не привлекать внимания пришельцев. Но те, проносясь мимо, не обращали на него никакого внимания.
Йенсу думалось, что во вторжении существ из иного мира есть одно преимущество по сравнению, допустим, с вторжением нацистов или японцев. Ящеры не разбирались в особенностях жизни людей. Какой-нибудь гестаповец, заметив на дороге одинокого велосипедиста, наверняка заинтересовался бы, что тот за птица, и передал по радио приказ задержать такого путешественника для допроса. Тогда как для ящеров он был просто частью окружающего ландшафта.
Ларсен проехал мимо сгоревшей дотла фермы и искореженных останков двух автомобилей. Выпавший снег припорошил поля, но не сгладил шрамы от бомбовых воронок. Здесь шли бои, причем не так давно. «Знать бы, — думал Йенс, — как далеко на запад простирается контроль ящеров над Индианой и насколько трудно будет вновь попасть на удерживаемую американцами территорию».
Но больше всего его волновало, остается ли Чикаго свободным, жива ли Барбара и не является ли это его зимнее странствие бесполезной затеей? Йенс редко позволял таким мыслям прорываться наружу Всякий раз, когда это случалось, он начинал сомневаться в необходимости продолжать путь.
Ларсен вглядывался вдаль, прикрыв глаза ладонью от слепящего снега. Впереди действительно виднелись домики. Либо это Фиат, либо, если он сбился с пути, еще какой-нибудь столь же заурядный городишко.
В стороне от дороги он заметил темные фигурки, продвигающиеся по заснеженной равнине. «Охотники», — подумал Йенс. В тяжелые времена любые припасы во благо. Добытый олень может превратить зимовку впроголодь в относительно сытое существование.
Йенс был не ахти каким следопытом (хотя за последнее время он многому научился), но, приглядевшись к тому, как двигаются эти темные фигурки, он насторожился. Его недавний поспешно сделанный вывод оказался неверным. Охотники, по крайней мере те, что относятся к человеческой породе, так не ходят. То был один из патрулей ящеров.
