Город всегда можно отстроить заново, особенно маленький.
Шесть часов понадобилось солдатам на то, чтобы собрать жителей и начать размещать их в грузовиках и на телегах. Бай заметил Бирна, обнимавшего жену; прижав ладонь к ее выступавшему животу, он обещал ей, что они встретятся в Нью-Темперансе. Он помог ей забраться в кабину и до последнего мгновения не отпускал ее руку. Сказал ли он жене о том, что мог бы отправиться с ней? Наверное, о некоторых вещах бывает лучше промолчать.
— Приходи за нами, Сэмюель, — сказала она. — Мы будем тебя ждать.
Грузовик покатил прочь по дороге, и его задние огни исчезли за поворотом. Бирн еще несколько секунд стоял на месте, глядя во тьму, — может быть, хотел убедиться в том, что инди не нарушили своего обещания и не открыли огонь, — затем почесал в затылке и направился обратно к воротам.
— Хорошо, — сказал он. — Закончим работу.
Анвегад, городские ворота, рассвет
Сколько прошло времени — семьдесят, восемьдесят дней? Сто?
У Хоффмана все смешалось в голове, он потерял счет времени, пока шел от базы до городских ворот. Сэм Бирн шагал рядом с ним. Хоффману не нужно было играть роль униженного, потерпевшего поражение командира, не сумевшего дать последний бой; выглядел он на самом деле ужасно.
Он знал, чем обернется его военная хитрость.
Это как в той басне про мальчика и волков. Если какой-нибудь командир действительно захочет сдаться противнику, ему будет очень нелегко убедить СНР, что здесь нет никакого подвоха. Обман Хоффмана породит недоверие, и враг гораздо меньше будет склонен выполнять международные правила ведения войны и обращаться с пленными гуманно. Он нарушил древний военный закон — почти священный закон, черт бы его побрал, — и у него на то были веские причины. Но все равно он чувствовал, что это неправильно.
— Ну все, начинаем, Сэм. — Он поднял взгляд на железные ворота и древние, но все еще прекрасно работавшие запоры и храповики. «Лансер» он нес на ремне, так чтобы видно было отсутствие магазина. — Прости, что из-за меня тебе пришлось окунуться во все это дерьмо.
— Да все нормально, Вик, — успокоил его Бирн. — Вы, может, и подонок, но вы наш подонок.
Хоффман с трудом выдавил улыбку:
— Я это запомню, когда-нибудь пригодится.
— За Двадцать шестой КТП, за Непобедимых!
— За нас, Сэм!
Хоффман повернул маховик, и створки медленно разъехались в стороны. В нескольких метрах от ворот стоял капитан СНР со своим отрядом — это был совсем молодой человек, и совершенно не казалось, что он жаждет захватить власть над миром или намерен убивать безоружных беженцев, отчего Хоффману стало в десять раз хуже. Хоффману нужен был противник, которого он мог бы ненавидеть всеми фибрами души, чудовище, в борьбе с которым хороши любые средства. Он ненавидел сомнения, отсутствие четких ориентиров и размышления о том, что враг не слишком отличается от него. Хотя бы раз в жизни он нуждался в полной ясности.
На лице молодого капитана появилось потрясенное выражение — он смотрел мимо Хоффмана. Конечно, ведь он, наверное, никогда прежде не видел города в таком состоянии. Следы бомбежек и руины — это одно, но кучи мусора, трупов и экскрементов — совершенно другое. Наверное, запах чувствовался в радиусе трех километров вокруг крепости.
— Я капитан Бенослау, Пятнадцатая мотострелковая рота Фурлина. — Инди отдал честь. — Лейтенант Хоффман, Союз Независимых Республик благодарит вас за ваше благородное решение. Сейчас я требую формальной сдачи.
Хоффман двумя руками протянул Бенослау свой «Лансер». У него все равно кончились патроны, но он цеплялся за это хрупкое подобие честной сдачи, как ребенок, который беззастенчиво врет, скрестив за спиной пальцы.
— Сэр, я хотел бы обсудить условия обращения с моими людьми и группой гражданских лиц, отказавшихся покидать город. Пройдемте в ратушу, пожалуйста.
— Мы должны убедиться в том, что нам ничто не угрожает. Сейчас моя рота займет город.
Все проходило вполне цивилизованно, и в мозгу у Хоффмана промелькнула мысль: «К черту, пусть забирают себе эти развалины, зачем подыхать ради этого?» Но мысль тут же исчезла, как нелепое желание бросить кирпичом в окно, возникающее после лишней кружки пива.
— Пожалуйста, — произнес Хоффман. — Мы расположились в старом квартале. Можете следовать за мной.
В этот момент ритуал лжи закончился и началась завершающая фаза. Началась настоящая битва за Кузнецкие Врата.
— О… боже! — пробормотал Бенослау.
— Мы пытались сжигать трупы, но кремировать всех не удалось, — объяснил Бирн. — Вот что происходит, когда пять тысяч человек остаются без воды и еды. У нас была и дизентерия, и какая-то легочная инфекция, поэтому мы все собрались в дальней части города. Вам, наверное, захочется поступить так же.
Сейчас песангам и Паду предстояло наблюдать за перемещениями противника. Когда основная часть Пятнадцатой роты войдет в город, ворота будут заперты и на главных улицах запылает огонь.
«Мы можем все сгореть. Я никогда не думал, что мне станет любопытно, как же это, в конце концов, — умереть. И что же будет дальше?»
На стенах, конечно, были установлены пулеметы. Но они были там всю осаду. Пулеметы молчали, ленты были пусты.
«У нас есть патроны».
Две могучие пушки смолкли. Бенослау остановился, чтобы поглазеть на них.
«Ты бы удивился, если бы узнал, сколько пороха можно извлечь из этих огромных блестящих снарядов!»
И еще у него было восемьдесят человек с автоматами, штыками и даже с мачете, готовых снести головы чертовым инди, если те не сгорят в огне.
«Простите, капитан».
Кабинет Касани внезапно показался ему просторным и пустым. Бенослау и его лейтенант сели за стол, Бирн вышел. Хоффман постучал по своему наушнику:
— Вы не возражаете, если я не буду отключать рацию? Мне нужно держать связь со своими людьми. Они выжаты как лимон.
Бенослау отстегнул висевшую на поясе флягу с водой и протянул ее Хоффману. Свой пистолет он положил на стол, на виду:
— Прошу прощения. Я не подумал об этом.
Этот жест едва не сразил Хоффмана окончательно. Враг не должен проявлять к нему сочувствия, он не должен быть лучше его. Он совсем иначе представлял себе эту сцену. Почти против воли он отвинтил крышечку и сделал несколько глотков. Он не пробовал ничего вкуснее и знал, что никогда ничто не покажется ему лучше этой свежей воды, какой бы теплой она ни была.
— Спасибо, — выговорил Хоффман. — Мне нужно что-нибудь подписать?
Через наушник он слышал переговоры Пада и остальных солдат. Он думал, что все начнется чуть ли не сразу же, пока противник еще ничего не сообразил, но он забыл, как много времени требуется двум сотням солдат, чтобы взять ноги в руки, войти в город — даже в такой небольшой — и якобы занять его. Время шло, и настроение у него ухудшалось. Он не хотел видеть и слышать этих инди, не хотел никакого понимания, потому что это ничего не меняло и он не мог отдать Кузнецкие Врата.
