— Болтаешь много, Самаэль, или как тебя там, — прервал его Иштаран, открывая свою карту. Скомканная семёрка червей полетела под стол.
— А у меня… — Скилла осторожно кончиками длинных ногтей, покрытых блестящим чёрным лаком, приподняла карту, заглянула под неё и, никому не показывая, сначала сунула в пламя свечи, а потом положила догорать в пепельницу.
— Сволочь. — Велсу достался бубновый туз, что считалось дурной приметой.
— Тленье надежды в очах заменило терпения пламя. — Тойфа небрежно отбросила за спинку кресла пикового валета.
Самаэль молча разорвал пополам крестового короля и предложил:
— Может быть, кто-то хочет взять без очереди?
— Я хочу! — поспешно вызвался Иштаран. — Если никто не против, я сразу заберу все пять.
Никто против не был, и вскоре Орсино да Гуппи, владелец золотых приисков Пуэрто-Дорадо, смахнул под стол пять бесполезных карт и, мрачнея на ходу, направился к выходу. Дверь за ним с грохотом захлопнулась, и из прихожей в гостиную просочился едва различимый запах серы.
— Щёголь вонючий, — сказала ему вслед Скилла, взяв пару карт — две дамы и ни одной пиковой. — А свежатинки-то хочется. Чего-нибудь такого — изысканного. Надоели воры и тунеядцы. И насильники обрыдли.
Велс рискнул взять одну карту, но и ему не повезло.
— И карагач на ветру уронил на песок обветшалые листья… — Тойфа, докурив свою трубку, решила, что нет смысла дольше задерживаться там, где её не понимают, и сняла все положенные ей карты. Пиковая дама осталась в колоде, а дочь грозы южных морей растворилась среди теней, отброшенных свечами.
— О-о-о-о-о! — выдохнула Скилла. Она чмокнула желанную даму пик, оставив на ней густой отпечаток чёрной губной помады, и закинула на стол свои чудные ноги. — Всё, мальчики, банк мой.
— Ну и что у нас там? — полюбопытствовал Велс, доставая из коробки красного дерева толстую корранскую сигару.
— Сейчас узнаем. — Самаэль извлёк из кармана домашнего халата пульт, направил его на встроенный в стену телевизор и нажал на кнопку.
— …несомненно, трагедия в Шри-Лагаше заставит правительства и народы многих стран задуматься о том, к чему может привести попустительство деятельности различных тоталитарных сект, — сообщила миленькая телеведущая со слегка раскосыми глазами. — Посёлок Лотос основан на юго-западе Светской Республики Шри-Лагаш пять лет назад последователями некоего Лотоса Пургани, основателя секты «Сыны Господа Сакья-Пруни». — На экране возникло нагромождение добротных коттеджей, облепивших небольшой холм, на вершине которого возвышалась белая башня без окон и дверей, увенчанная округлым куполом серебристого света. — Вокруг так называемого Чертога Господа Сакья-Пруни до сегодняшнего утра, по некоторым оценкам, проживало около полутора тысяч человек. И вот сегодня в 9 часов утра по местному времени жителями соседнего селенья, прибывшими в Лотос торговать пресными лепёшками, было обнаружено, что все поселенцы мертвы. — Крупным планом показали усеянные мёртвыми телами улицы и дворики. Все мертвецы в белых одеждах лежали лицом вверх, расположившись головой в сторону башни. — Это далеко не первый и, вероятно, не последний случай массового ритуального самоубийства религиозных фанатиков, и если бы власти Шри-Лагаша своевременно обратили внимание на содержание вероучения Лотоса Пургани, эта трагедия могла быть предотвращена. Вот только одна, но весьма характерная выдержка из его проповеди: «Сынам Господа Сакья-Пруни доступно всё, что им желанно, поскольку желанно им лишь то, что доступно. Сынов Господа Сакья-Пруни ведёт за собой Радость, которую источает Свет Господа, а значит, движение и цель сливаются воедино в сердце каждого из них. Мир, который нас окружает, — плод коллективного воображения всего человечества, и поэтому каждый отдельный человек в нём несчастен. Каждому из сынов Господа Сакья-Пруни открыт путь в собственную вселенную, полную радости и света…» И путь этот, как оказалось, лежал для последователей Лотоса Пургани через собственную смерть.
Самаэль выключил телевизор, а Скилла, охваченная радостным возбуждением, уже каталась по столу, сметая свечи, коробки с сигарами, пепельницы и полупустые бокалы.
— Скилла, может быть, устроим трах-тибидох на троих в честь твоего выигрыша, — скромно предложил Велс, скидывая с себя пиджак. — Я, думаешь, чего тут торчал до сих пор…
— Нет, мальчики, не сейчас, — отозвалась Скилла, поднимаясь на четвереньки. — Вы же слышали — у меня сегодня гости. Ха! Ну попрутся они каждый в собственную вселенную, полную радости и света… Ба-бах! И все они скопом у меня на сковородке — как пончики. Представляете, какие у них будут рожи, когда я их заставлю жрать дерьмо друг за другом! Нет, это кайф! Чистый гаввах! К себе не приглашаю — у меня не прибрано. — Она накрылась чёрной скатертью и просочилась сквозь полировку.
— Дрянь! — рявкнул Велс, ударом ноги опрокинул стол и плюхнулся в кресло.
— Не стоит так нервничать, — спокойно сказал Самаэль. — В коне концов, изысканную боль и возвышенное страдание можно выбить даже у самых примитивных существ.
— Может, поделишься опытом? — без особого энтузиазма отозвался Велс, отхлебнув бренди из горла.
— Опыт — слишком драгоценная вещь, чтобы им делиться, но один недавний случай я могу рассказать. — Самаэль опустился в кресло напротив Велса и неторопливо раскурил сигару. — Не так давно, чуть больше года назад, ко мне угодил некий Ромен Карис. Да ты знаешь его.
— Да, конечно…
— Ну, ты понимаешь — не всё в наших силах, приходится иногда следовать правилам, которые навязал нам Враг… Так вот, посадил я его, как положено, в пыточное кресло, чтоб сидел смирно и принимал парад собственных жертв. От него, конечно, никакой реакции, кроме воплей, когда гвоздь через задницу из черепушки вылезает. Но это уже, сам понимаешь, приелось. Я, разумеется, подождал, пока он пообвыкнется, успокоится, смирится, а через год с небольшим поручил своим крысам отыскать девку, к которой у него такое чувство, что он даже родителей её прикончил, чтоб ей от него никуда не деться.
— Кстати, неплохо придумал, — с одобрением заметил Велс.
— И представь себе, затащил я её к себе и пустил мимо него в общем строю. И что ты думаешь…
— Ничего я не думаю.
— Зря. Думать надо. Так вот, идёт она мимо — на него ноль внимания, а когда взглянула… За такой взгляд убить можно — сразу же, не раздумывая. Как на пустое место посмотрела. И вот тут-то его пронзила такая щемящая боль, такое утончённое страдание, что он даже вопить забыл от очередного гвоздя. Этот вкус, этот изысканный гаввах я бы сотню лет размазывал по нёбу, дышал им, купался в нём… Вот так. — Самаэль зевнул, прикрыв рот ладонью. — Ну всё, тебе пора. И у меня уже два часа бесы без присмотра ценный материал портят.
