«Всё правильно, — думал он. — На пароходе, сколько они там прожили, всех мужиков — Воронцов да Секонд. Поневоле привыкла, где-то и влюбилась немножко. А при нём — жена неотступно. И в части — опять он то и дело перед глазами мелькал. В блеске погон и аксельбантов. И тут вдруг на тебе — брат-близнец, совершенно свободный. Очень даже интересно, — должна подумать Людмила. Теперь, главное, её не спугнуть. Несколько слов не так скажешь — и привет…»
— Ты, знаешь… — сказал он, с сожалением отстраняясь от Людмилы, — накинь на себя что-нибудь. Тут ещё работа кое-какая предстоит. Так чтобы не отвлекаться…
— Вам со мной не понравилось? — И опять глаза повлажнели. Но отстранилась послушно, нащупала рукой край простыни, набросила через плечо. Грудь вроде по-прежнему на виду, а вроде и прикрыта.
«Как она с таким эмоциональным фоном в „печенегах“ служить сможет?» — удивился Фёст, не сразу догадавшись, что для Вяземской, да и остальных её подруг работа — это одно, а собственные чувства — совершенно другое. Понятия абсолютно разноплановые. Непересекающиеся.
— Очень понравилось. — Он снова поцеловал её в губы. — Ты чудесная девочка. Только сначала как следует подумай. Вдруг ты принимаешь меня за кого-то другого? Даже если мы с братом очень похожи, я — не он. И наоборот. Жизнь, надеюсь, у нас не сегодня кончается…
Ляхов с огромным усилием отстранился от девушки, настолько красивой и настолько готовой стать для него самой-самой… О какой всю жизнь мечтал. Потому и отстранился. Завтра, может быть — послезавтра что-то и выйдет. Если она захочет увидеть в нём того самого человека. Тогда и подойдёт. Нет — нет. Тридцать лет прожил — ещё проживу.
— Тогда я вот тут, с краю постели прилягу, — сказала Люда, — вы отдохнёте, будем работать.
Легла, вытянувшись всем своим прекрасным телом, накинула поперёк бёдер простыню. Из скромности, как будто. Грудь не закрыла, а то место — сочла нужным. Ляхов поразился, но через минуту она действительно спала. Глубоко, по-настоящему. Такого не изобразишь. Ему пришлось выпить ещё рюмку коньяка, выкурить сигарету, изо всех сил заставляя себя не смотреть на раскинувшуюся, спящую на спине Вяземскую.
Вот и Бунин вспомнился:
Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди, —
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь её во сне.
Или не Бунин? Да какая разница?
Провёл ладонью по щеке девушки, послушал её тихий, неизвестно чем вызванный вздох, и вышел. В соседнем кабинете устроился на диване, целый час пялился на мутные фонари за окном, слушал стук капель по козырьку подоконника — снова дождь пошёл — и незаметно для себя уснул. Правда — ненадолго. И Люду разбудил. Служба есть служба, работа — работа. Единственное, что себе позволил, — приобнял за талию и коснулся губами шеи в вырезе халатика, что она на себя накинула. Ничего больше.
Все трое встретились в гостиной только утром. Людмила, в узких белёсых джинсах и сиреневой, в цвет глаз, маечке, туго обтягивающих соблазнительные формы, была спокойна, деловита, явно готова к дальнейшей работе. Хоть теоретической, хоть «в поле». Только общее выражение лица, глаз, манера держаться почти неуловимо для постороннего изменились. Однако Секонд посторонним не был. И порадовался за обоих, не обратив внимания на совсем лёгкий укол ревности.
— Люда, кофейку не затруднись, — попросил Фёст.
— Кофейком не обойдёмся, — сказал Секонд, когда девушка ушла на кухню. — Всё в порядке?
— Более чем, — ответил Ляхов-первый со странной интонацией, закуривая, вопреки общей привычке, до завтрака. Потянулся к пульту, включил первую программу телевизора.
Секонда до сих пор поражало, что в этом мире имелось больше полусотни программ кабельных и под двести тарелочных. Как в очень старом еврейском анекдоте совсем на другую тему: «Кому это надо, и, главное — кто это видит?»
Как раз начинались утренние новости. То, что Вадим услышал из уст очень красивой дикторши с нерусской фамилией, его не то, чтобы совсем уж потрясло, но близко к этому. При всём его опыте участия в боях и спецоперациях.
«Прав был Фёст, все мы перед ними салаги! Я думал, он на девочку девятнадцатилетнюю запал, хвост павлиний распустил, уговорил, похоже — и всё. Дела побоку. Ночь короткая, Вяземская — мечта, а не женщина. Начальства над ним нет».
Вадим здраво оценивал свою (их с Фёстом общую) натуру. Если бы не Майя, если бы вообще они с аналогом поменялись местами, он наверняка предпочёл бы ласки Вяземской любому, никому, по большому счёту, не нужному делу. Президента и в другой раз удивить можно.
А вот братец поупёртее в своих намерениях, оказывается. «Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом», — вспомнил он песенку из старинного фильма о здешней Отечественной войне.
Тридцатилетняя дама (по меркам секондовской России), улыбаясь только губами и не двигая ни одной другой мышцей на тщательно раскрашенном (как здесь принято) лице, мелодичным голосом сообщала собирающимся на работу соотечественникам, что в течение минувшей ночи случилось несколько удивительных происшествий. Для них здесь, в этом мире, ни страшных, ни трагических, просто — удивительных.
Известный рядом умеренно скандальных подробностей биографии депутат Госдумы господин «N» в три часа ночи возвращался из ночного клуба за рулём собственного «Бентли». Естественно, приобретённого непосильным трудом на ниве сомнительного законотворчества и ещё более сомнительного лоббирования. На скорости около двухсот километров в час вишнёвый красавец с большим шумовым эффектом пробил ограждение Краснохолмского моста и канул в грязные воды Москва-реки. Какой-либо злой умысел или теракт исключаются, поскольку нарушителя последние десять кварталов преследовали патрули ДПС, непрерывно подавая звуковые сигналы. Автомобиль и тело ищут до сих пор по причине крайней мутности воды и сильного течения.
— Номер раз, — сказал Секонд. Фёст равнодушно кивнул.
Люда прикатила столик с кофейником, чашками и тарелочками с холодными закусками.
— Может быть, вам яичницу поджарить? — спросила она, как настоящая хозяйка.
— Спасибо. Лучше потом в город сходим, пора тебе с ТВД[122] знакомиться, — поблагодарил Фёст.
— Всем хорошо известный предприниматель «NN», недавно поднявшийся на три пункта в списке Форбса, выпив сверх всякой меры в большой компании друзей в своём швейцарском замке, безобразно поскандалил со своей третьей женой, ударил её по лицу, вышел в соседнюю комнату и почти демонстративно выстрелил себе в голову из пистолета большого калибра, — сообщила дикторша.
