В первый момент она не поверила. Несомненно, она узнала все признаки, о которых читала в «Апокрифах» — и подвижность, и серебристый цвет, и искрение, — но все равно не поверила. Шутникам и шарлатанам не стоит большого труда, чтобы сфальсифицировать подобные свойства.
Но если у нее на коленях искусная фальсификация, то что делать с трепетом и небывалым блаженством, которые она испытывала, когда прикасалась к ней? Ни волнующий баритон митрополита, ни исполинские размеры храма и десятки тысяч верующих в колодезной пропасти не могли пробудить в ней подобного чувства. Это сделал прозрачный сосуд, в котором двигалась неизвестная субстанция.
«Можно обмануть глаза, — вспомнились слова Фреи. — Можно обмануть разум. Но чувства обмануть невозможно. Они подобны маленькому детектору лжи, сидящему в тебе. Нужно чутко вслушиваться в его слова. И тебе откроется много интересного об окружающем мире».
От того, что ей открылось, Серафима испытала страх. До этого момента она не верила в существование Всевышнего. И вдруг, в одно мгновение, все ее представления рассыпались, точно хрустальная ваза, опрокинутая на мраморный пол.
«Итак, допустим… только допустим, — подумала она, — что у меня в руках находится выпущенная кровь бога. Бога, который, если верить словам митрополита из кафедральной кабины, жив и подвергает сынов своих испытанию на веру. Может ли такое быть, что (она приподняла шар) довольно весомая часть божьего тела, оказавшаяся у меня, является долей этого испытания? Бог решил проверить своих подданных и выпустил из себя кровь, а после этого потушил звезду, символизирующую собственную жизнь. Правдоподобный вариант? » — Вряд ли, — едва слышно произнесли ее губы. Человек, доверивший Серафиме эту святыню, сказал, что больше нет. Ихора больше нет, не существует на свете. Значит, и в теле Десигнатора тоже…
Она на миг представила, что случится, если люди в храме узнают, какую ценность и какое важное доказательство держит сейчас в руках Серафима Морталес. Начнутся паника, хаос. Тысячи верующих будут в безумии метаться по балконам. Многие, лишившись разума, кинутся вниз. Ужаснувшись представленной картине, она поспешно натянула бархат на стеклянный сосуд, тем самым укрыв его свечение.
Что же случилось? Почему это произошло? Что за человек приходил к ней, и каким образом к нему попал святой ихор? Мучительные вопросы меркли перед единственным главным…
Что делать ей?
Серафима часто задышала, потому что в груди перестало хватать воздуха. Защипало в глазах — вот-вот покатятся слезы, и она испугалась, что люди обратят внимание на плачущую дочь Морталес, придут ее утешить и заметят святыню. В один миг случится то, что она представляла себе и чего так боялась.
Нет. Пока никто не должен знать. Именно об этом говорил незнакомец. Люди не готовы принять доказательство гибели Десигнатора. Никто не должен знать, разве что… В самом деле! Святыня предназначалась не ей, не Серафиме. Произошла ошибка. Таинственный незнакомец не ведал, что вместо благочестивой Фреи на мероприятие прибыла ее дочь.
Она дотронулась до сережки, включив встроенный микрочип переговорного устройства.
— Антонио! Ты слышишь меня? Пресс-секретарь, чье ложе находилось несколькими ярусами ниже, откликнулся после короткой паузы:
— Что… что случилось? Неужели я храпел! Быть такого не может… Алло?
— Антонио, будь добр, немедленно соедини меня с матерью.
Голос протогирейца сделался серьезным.
— Что-то случилось? — Он замолчал, а затем медленно произнес: — Это из-за того предмета, которой был у вас в руках?
Догадливость Антонио сейчас была очень некстати.
— Соедини меня с матерью, — с трудом произнесла Серафима, едва сдерживая рыдание, готовое прорваться в ее речь.
— Да, сейчас сделаю, — ответил Антонио и исчез.
В ухе повисла тишина, которая показалась девушке чересчур долгой. Что-то было не так, она это чувствовала. Пауза затянулась. Митрополит продолжал вещать из кафедральной кабины, и слова его уже казались пустыми, бессмысленными.
— Моя госпожа, — раздался обеспокоенный голос Антонио, — связи с усадьбой нет. Не представляю, в чем дело.
Серафима подняла глаза и посмотрела на худого старца с бородкой ученого, который восседал в ложе напротив и вслушивался в речь митрополита.
— Знаешь что, — прошептала она, — тогда свяжи меня с Игнавусом.
— Секунду.
Она неотрывно смотрела на советника президента и увидела, как он встрепенулся, как дотронулся до мочки уха. Затем поднял глаза.
— Серафима Морталес? — услышала она.
— Здравствуйте, советник. Простите, что потревожила вас в столь неподобающий момент, но именно сейчас мне необходима ваша помощь.
— Что случилось?
Серафима уже открыла рот, но тут внезапно сообразила, что важные слова, которые упадут с ее губ, пронесутся через несколько передатчиков, ретрансляторов и пару спутников. К каждому из этих устройств может быть приложено человеческое ухо. Неважно — газетчика, прослушивающего телефонные переговоры в поисках сенсации, или простого техника, до которого слова долетят невзначай. В любом случае пара подслушанных фраз породят слух, нарастающий, как снежный ком. Более того, Серафима вдруг поняла, что просто не может сказать: «Знаете, Игнавус, а бог Десигнатор мертв. Мне это известно, поскольку я держу в руках приблизительно полтора литра его крови». Нет, эти слова невозможно произнести вслух! Даже в мыслях она опасалась повторить их.
— Мы можем встретиться? — попросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Когда?
— Прямо сейчас.
— Во время церемонии?
— Видите ли, дело не терпит отлагательств. Игнавус на мгновение задумался, но затем ответил, и этот ответ понравился Серафиме деловитостью.
— Хорошо. Сможете найти мои апартаменты?
— Да.
— Приходите туда. Я сейчас буду.
— Спасибо. Спасибо вам огромное!
— Не за что. Я чувствую охватившее вас беспокойство и понимаю, что помощь вам действительно требуется.
Он кивнул ей, девушка кивнула в ответ и, пригнувшись, чтобы никто не видел, вышла из ложи. Шахревар, который стоял в пустом коридоре и охранял вход, был немало удивлен, ибо Серафима покинула проповедь в нарушение церемониального протокола.
— Пожалуйста, не спрашивай ни о чем, — сказала она, — мне нужно попасть в покои Игнавуса.
Слегка замешкавшись, паладин кивнул. Он дотронулся до шлема, и над его правым глазом вспыхнул экран, размером с монету. Пока телохранитель искал в компьютере нужную информацию, девушка заметила, что бархат съехал и из-под него струится мерцающее сияние. Она спешно отвернулась, чтобы Шахревар ничего не заметил, и укутала сосуд. Однако бархат не держался. Тесьма, которая его стягивала прежде, осталась в ложе. Девушка секунду размышляла, стоит ли вернуться. Затем направилась к дверям, дабы отыскать тесьму, но тут Шахревар произнес своим рокочущим голосом:
