— На часик-другой? — Муранов усмехнулся. — Слушай, ты мне прям Колбаскина напоминаешь. Тот тоже как-то жене сказал, что за хлебом пошёл. А вернулся через месяц. Только он по блядям бегал, а ты тут отдыхаешь.
Сравнение с Колбаскиным Масканину не понравилось. Ещё по срочной службе он помнил того капитана из четырнадцатой роты. О его похождениях весь полк анекдоты слагал. А погиб Колбаскин во второй месяц войны под Героной. Но откуда, чёрт возьми, о нём знает особист? В полку-то ротмистр не так чтоб давно.
Муранов прикурил, повертел зажигалку и изрёк:
— Мне из тебя по капле вытягивать? Почему в Старграде застрял? Зачем к тому портному пошёл? Давай как на исповеди.
На исповеди Масканин никогда не был, да и церковь только в детстве посещал, когда отец с собой брал.
— Сюда в Старград я на попутке добрался… Слякоть была, вымазался весь как… в общем, с ног до головы. Сперва на вокзал сунулся, расписание на Вольногорск узнать. Но какое там к чёрту расписание… Ближайший состав на следующее утро обещали. Всё из-за эшелонов, что на фронт идут. Им-то — зелёная дорога… Ну и пошёл я по городу бродить, искать где бы себя в порядок привести. Постираться, побриться, пожрать. И набрёл на портного. Прикинул, а почему бы и нет? И зашёл в мастерскую. Деньги у меня с собой были, боевые и отпускные как раз получил… В общем, решил я у портного повседневку заказать, а то её у меня совсем нет. Мастер меня помучил с полчасика где-то… и заверил, что к вечеру будет готово. Деньги взял наперёд. Потом предложил костюм этот купить, ну я и согласился. Тем более что дочь его вызвалась полевуху простирнуть. Не ходить же мне как свинье по городу?
— Понятно, — сказал Муранов, затягиваясь. Потом поискал в незапертых выдвижных ящичках пепельницу. Не нашёл и стряхнул пепел на пол. — Ну а дальше?
— А дальше… А дальше я из столовки вышел. Погулять просто. Тут толпа какая-то, транспаранты, флажки. Мне они по боку были, просто по пути пошёл.
— Ты башкой-то своей думал? Нашёл с кем по пути ходить. Тоже мне статист. Хотя… — Муранов выпустил дым. — Хотя, может оно и к лучшему, что ты там оказался. Напели мне про твои подвиги…
— Слушай, ротмистр, — устало произнёс Масканин, — ты мне лучше скажи, когда меня выпустят. Я, блин, устал здесь торчать. Ещё посижу чуток и порешу полкамеры.
— Не пыхти… Выпустят. Сегодня. Претензии к тебе только формальные, да и то… А имел бы при себе удостоверение, может только сутками гауптвахты отделался.
— Даже так?
— Удивлён? А я нет. Кто громилу того остановил, у? То-то. Ты ведь кровопролитие пресёк.
Масканину вспомнился тот самый громила — долговязый, в чёрном потёртом тулупе. У которого вовремя 'Сичкарь' заметил. И отобрал.
— Помнишь того выродка? — спросил Муранов.
— Помню, — Масканин невесело усмехнулся. Ещё бы ему не помнить того провокатора. В толпе он громче всех орал. Яростно так орал, словно толпу накачивал. Лозунги всякие бредовые. А слева-справа подхватывали. Да с ненавистью рожи кривили. Всюду 'малиновые палачи!' неслось. А потом ствол вытащил и давай целиться в конных жандармов. — У меня в голове словно щёлкнуло, как представил, какая каша может завариться из-за этой суки…
— Всё правильно. Вот и я представляю, как среагировали бы сорокалетние мужики — отцы семейств… когда их из толпы расстреливать бы начали. Тут бы одними нагайками не обошлось. В дело пошли бы шашки. Так что… так что за одно то, что ты обезвредил того мудака, тебе, Макс, огромное спасибо. Главное, кровь не пролилась. Да, это главное… Заодно, ты жандарма спас. Не дал его затоптать, когда паника и давка начались… Но вот ответь-ка мне, мой друг любезный, какого рожна ты полез в драку потом?
Масканин криво ухмыльнулся.
— А нехер газ было пускать. Дышать трудно, из глаз слёзы вышибает, а тут нагайкой по спине перетянули… До сих пор, гад, болит… Ну я и вмазал. Потом второму, потом ещё кому-то…
— А то, что их целый взвод был — это так, пустяк?
Масканин развёл руками. Муранов покачал головой и сказал:
— Скажи спасибо, что вахмистр тебя оттащил. Он тебя в лицо запомнил. Да не полезь ты в драку, тебя вообще не задержали бы.
Наступила пауза. Ротмистр не спеша попыхивал сигаретой, а Масканин потупил глаза. Он застыл. В голове стало пусто. Ни одной эмоции не обозначилось на его лице, только глаза — в них будто жизнь потухла.
— Жалеешь? — спросил Муранов.
Жалел ли Максим? Разве можно десять потерянных суток отпуска обозначить одной жалостью? Или самой желчной досадой? Эти десять суток он мог провести дома в семье. Десять суток как десять лет жизни. Бездарно потерянного времени не вернёшь и пенять на кого-то глупо. Да и не в привычке Максима было обвинять кого бы то ни было в своих невзгодах. А в груди у него всё клокотало.
— Все твои беды от тебя самого происходят, — заметил Муранов, растирая по полу окурок.
— Тоже мне новость.
— Мда… Всё-то ты понимаешь, Масканин, но упорно продолжаешь без мыла в жопу лезть…
— Я сам себе мыло.
Муранов хмыкнул, растянул губы в деревянной улыбке и выдал с поддёвкой:
— Уж это точно!.. Ты сейчас в интересном положеньеце находишься. По одной линии тебя к награде представляют, по другой дело возбудили. Хорошо, если вечным поручиком будешь.
— Я уже был вечным прапором.
— Ну что ты будешь делать… — досадливо сказал ротмистр. — Не смогу же я вечно с тобой сюсюкаться. Ну всё с тобой не так. В званиях растёшь, а наград лишают. Обычно наоборот. Со складом тем я едва расхлебался, теперь вот это… Тот майор на тебя такую вонючку накатал… — Муранов поморщился от собственных слов, подозревая, что употреблению жаргонных словечек тюремные стены поспособствовали. — Н-да…
— Да пусть эта крыса радуется, что жив остался!
— Дур-рак ты, Масканин! Думаешь, в то что камень ты бросил, кто-то верит? Нет. Просто удобно это для прокурорских. Они на тех водил надавили. Так что правду знают. Но она им ни к чему. Там такая фигня творилась… В общем, две статьи тебе за майора шьют.
— Тогда почему я ещё гуляю? — Масканин тут же усмехнулся, сообразив, что ляпнул не то.
Но Муранов не захотел обращать на это внимание.
— Потому что прокурорам укорот дали. Мальцев даже резолюцию поставил, мол, нечего всякой ерундой заниматься… — тут Муранов заметил, что названная им фамилия ничего поручику не говорит. — Мальцев — это прокурор нашей армии. Сам Дед за тебя ввязался. А он теперь на полк встал, если ты не в курсе. Короче, суд офицерской чести тебя ждёт.
— Суда я не боюсь. Я делал, что должен был.
— А кто спорит? Но не надо было интенданта вырубать.
