Когда наблюдаешь и не действуешь, разум занимают всевозможные мысли. В том числе и о том, что теперь, после того как Куэнкэй-Ну привел племя к чужакам, он непременно будет прощен. Вождь вернет ему прежний статус. Даст самку. И Куэнкэй-Ну будет иметь свое потомство. Дух мятежа не умер, но притих… До поры, до времени, и Куэнкэй-Ну должен использовать отпущенное ему время с умом, чтобы затаить этот дух как можно глубже в своем сознании. Куэнкэй-Ну даже начал думать, что положение безголосого имеет определенное преимущество перед полноценными – его никто упорно не замечал. Никто не пытался понять, о чем он думает, никто не касался его сознания мысленными посылами, не интересовался его мнением. Куэнкэй-Ну сейчас просто не существовал для остальных – так же, как все куарай сейчас не существовали для ничего не подозревавших гацу.
Впрочем, сам он тоже не имел права касаться мыслью других охотников, и не знал, о чем сейчас думают они, увидевшие чужаков впервые. Зато Куэнкэй-Ну мог безбоязненно, не нарушая обычая, оглядывать соплеменников прямым зрением, и ясно видел ошеломление, проступавшее в их позах, особенно у молодых «ра».
Чего-чего, а ждать куарай умеют – предельно понизив в себе чутье и слившись с мефа. В таком состоянии они становятся частью природы, их невозможно отличить от растений и кустарников, от камней. Необходимое умение, которое оттачивается каждой удачной охотой до совершенства. Самые опытные охотники удерживают себя в таком состоянии при необходимости очень и очень долго, например, поджидая жертву в засаде, и наблюдая лишь внешними глазами, свернув чутье до предела, в кулак. Но для молодых, не очень опытных «ра», долгий отрыв от мефа выносить довольно трудно, почти мучительно. А ошеломление, которое они испытывали при виде чужаков и их действий, нарастало и грозило их рано или поздно выдать. Поэтому старшие воины, Мэлукай-Са и Бодоруй-Ша, время от времени касались их встревоженного сознания, успокаивая, напоминая о долге и выдержке, и не позволяя на это отвлекаться вождю.
Куэнкэй-Ну же просто думал. Он уже пережил новизну встречи с гацу, и его ум был занят иными мыслями. Его остро интересовало, откуда пришли гацу. И почему они пришли. Что заставило их уйти из своих охотничьих территорий и появиться здесь – нехватка пищи? Получается, они еще более прожорливы, чем сами куарай? А может, они более неразумны, и не умеют выжидать, когда запас пищи восполнится сам собой? Неужели где-то есть места, где этих гацу больше, чем самих куарай? А этот способ появления гнезда – с неба… Очень опасный способ. Они могут появляться и исчезать, безнаказанно истребляя пищу куарай на их территории. И на территориях других племен. Имея такой способ перемещения… да… мысль была важной, и Куэнкэй-Ну сосредоточился на ней полностью… имея такой способ перемещения, нет необходимос ти выжидать восполнения пищи … Можно просто отправиться в другое место… и снова, еще и еще… нет необходимости иметь охотничью территорию, если территорией является вся мефа …
Куэнкэй-Ну почувствовал усталость. Мысли о месте чужаков в мефа были слишком новыми для него, слишком важными и всеобъемлющими, он почувствовал себя так, словно вдруг оказался на незнакомой охотничьей территории, полной снующей вокруг незнакомой живности. Причем оказался без самки, без помощи охотников племени, и охота потеряла смысл, так как обездвиженная пища не может ждать вечно. Эти мысли нужно было разделить с вождем, с другими куарай, иначе его голова просто лопнет от раздумий…
Но сейчас не тот момент, чтобы нарушать раздумья вождя. Подобный поступок для безголосого будет означать лишь – собственную смерть.
Воины наблюдали. Вождь выжидал, время шло. А решения все не было. Куэнкэй-Ну догадывался, почему вождь медлит. Для куарай действия, которые происходят на мертвом пятне леса, кажутся совершенно бессмысленными, и они не понимают, как истолковывать увиденное. И вроде бы по всем признакам чужаки неразумны, безмозглая пища, но пища и сама должна питаться, а эта творит что-то совершенно непонятное, и вся ее суета похожа на глупую суету червотоков в норах водяных деревьев.
В отличие от чужаков, оставшихся у гнезда, у этих мысленный фон не был заглушен, и непрерывно множился. Куэнкэй-Ну уже начал привыкать, что мозг у этих существ парный, и маленький мозг рядом с большим мыслит самостоятельно. Именно он сейчас мысленными сигналами будоражил всех куарай без исключения. Призывал их, как раньше Куэнкэй-Ну, призывал убить пищу. А большой мозг гацу переполняли странные обрывочные образы, непонятно связанные друг с другом.
Было и кое-что новое. В какой-то момент неожиданно для себя Куэнкэй-Ну вдруг обнаружил, что из общего мысленного фона чужаков выделяется отдельный мыслепоток, принадлежавший не живым гацу, а мертвоживущему гиганту, глубоко вцепившемуся в землю всеми могучими лапами. И до Куэнкэй-Ну дошло, что тот все-таки еще не умер, а лишь изменился, как меняется прорастающее яйцо внутри пищи. Что же способна вырастить такая тварь? Эта мысль насторожила охотника.
Жгучее желание поделиться сомнения с соплеменниками пересилило осторожность и запрет. Понизив посыл до едва ощутимого ветерка, Куэнкэй-Ну испытал коготь-кулак на одном из «ра». Тот ничего не почувствовал. Получилось. Осмелев, Куэнкэй-Ну таким же способом коснулся сознания Бодоруй-Ша… и снова остался незамеченным.
Теперь Куэнкэй-Ну знал, что мертвоживущий смущает разум всех охотников без исключения, как молодых, так и зрелых. Зверь пытался мыслить, словно живое существо, но его мозговые волны были еще более туманны, чем мысли гацу, и абсолютно лишены образов. Тусклые, лишенные смысла сигналы ни о чем, не способные сформироваться в какую-то понятную для Куэнкэй-Ну картину. В то же время гацу с ним, судя по интенсивному мысленному обмену, явно как-то общались, находили смысл в его ответах, и побуждали его к новым действиям. Куэнкэй-Ну чувствовал, что за этот обмен каким-то образом отвечает малый, полуживой разум, соседствовавший с основным разумом у каждого чужака. Двойственное сознание. Как все-таки необычно.
Чувствуя трепет от собственной смелости и безрассудства, охотник испытал коготь-кулак на вожде, прошелся вскользь, рядом, не желая вызвать гнев Содоруй-Да прямым вниманием…
Куэнкэй-Ну охватило изумление. Негодование. Презрение. Потому что он уловил, что мудрейший находится в смятении. Словно слабый первогодок! И изо всех сил старался скрыть свое состояние от остальных охотников. Вождь не знал, что делать! Этого не может быть… авторитет мудрого рухнул в сознании Куэнкэй-Ну в один миг. Даже он, «ну», знал, что делать с гацу. А вождь находился в растерянности, не в силах прийти к какому либо решению.
