— Спасибо вам… тебе. Дагмар, — длинные пальцы с жаром схватили ладонь Дагмара. Тот моргнул, прежде чем вновь улыбнуться, и задал риторический вопрос:
— Так ты остаёшься?
* * *
После первого опыта коматозника Сиду кто-то сказал, что каждое пробуждение можно приравнивать к новому рождению. Но Сиду коматоза казалась обычной работой, по крайней мере, честнее проституции на улицах.
Теперь же он по-настоящему родился заново.
Улучшенной реинкарнации Сида Патчера приходилось учиться многому: манерам, правилам, языкам, модным в Верхнем городе. Краузэ часто разговаривал на одном из них, а для Сида, родившегося в колонии и общавшегося доселе исключительно на новоязе, наречие прародины звучало наподобие отрывистых лающих звуков; читать старинные книги он и вовсе пока не пытался — даже несмотря на ускоренный мнемо-курс, пластами укладывающий знания прямиком в мозг во время сна, Сид не мог и двух слов связать на языке, который назывался немецким и на котором до сих пор говорила добрая половина аристократии Материнской Планеты. Дагмар тихонько смеялся над своим подопечным: «Тебе повезло, что я не увлекаюсь древними мёртвыми языками, как Эрих, а то пришлось бы учить латынь!»
Дагмар не держал Сида взаперти и позволял ему гулять, пока сам отсутствовал по делам корпорации. «Можешь идти куда хочешь, только бери с собой пару зомби охраной», — говорил он. Сид зомби не доверял. Точнее, попросту боялся их. Особенно тех, что всегда крутились неподалёку от Дагмара. Элита. Самые лучшие солдаты. Жуткие типы, ещё при жизни они наверняка вселяли ужас в противника одними своими габаритами.
Обычно, Дагмара всегда сопровождало двое высоченных зомби, Сид даже запомнил их кодовые имена — Фобос и Аид. Но иногда мертвецов бывало и больше. Сид всегда в такие минуты чувствовал себя очень неуютно. И замечал, что Дагмар тоже напряжённо относится к присутствию боевых зомби рядом с собой. Но таковы издержки положения главы корпорации.
Дни тянулись достаточно тоскливо. По совету Дагмара, Сид приучал себя к чуждой ему жизни, но с чуткостью бездомного зверька ловил презрительно-насмешливые взгляды прислуги. Мальчики-горничные в тёмно-коричневой униформе исполняли любое желание Сида, но как-то, стоя на лестнице наверху и наблюдая за тем, как горничные полируют мебель, Сид расслышал: «…Не понимаю вкус хозяина. Он такой же чокнутый, как его приятель. Только тот трахает исключительно мертвецов, а этот нашёл себе коматозника. А ведь оба могли бы себе позволить настоящих женщин!»
Тогда Сид развернулся и сбежал в свою комнату. Собирался в тот же вечер потребовать отпустить. И плевать на «Гранд Опера», лучше он накопит денег на концерт в Среднем городе, лучше третий уровень коматозы, чем унизительное положение подобранной на помойке собачонки!
Но в тот день Дагмар пришёл с работы уставшим, разбитым, почти сразу уснул в просторном кресле за ноутбуком, и Сид не стал беспокоить его. А вечером они ужинали, Дагмар украдкой касался его запястья, Сида обволакивало, зачаровывало тёмно-вишнёвым взглядом, и гордое желание бросить всё таяло, как сливочный пломбир, который подали на десерт. Сиду приходилось злиться на себя, на горничных, на порядки высшего света, но не самого Дагмара.
Прикосновения его словно гипнотизируют, думал Сид, заставляя себя переключиться на Диву, но имя-аккорд затихало. Конечно, в последнем Сид себе не признавался, он считал, что любовь к Диве не слабеет. Просто Дагмар ближе — он здесь, живой и реальный. Дива же далеко. Как и положено небожителю.
Сид решил просто ждать. После концерта всё решится.
«Я должен увидеть Лорэлая», — повторял он, с усилием переводя взгляд с мягкого округлого лица Дагмара на золоченые подсвечники, кварцевые бокалы с пряным напитком, куда угодно, прочь.
Сид всё ещё верил в единственную любовь к своему поющему божеству. И время текло и текло, приближаясь к точке отсчёта — концерту Дивы в «Гранд Опера».
Сид бездумно вёл рукой по хромированным перилам, как вдруг замер и огляделся. За время своей прогулки по главному зданию «Танатоса» он очутился в каком-то неизвестном ему секторе.
Через громадные окна, плавно переходящие в застеклённую крышу, проникал буроватый солнечный свет. Открывался панорамный вид на Мегаполис. Где-то вдалеке, в дымке угадывались невысокие горы.
Сид вспомнил, как Дагмар рассказывал ему про Материнскую Планету. Там горы действительно огромны, с шапками снега на вершинах. Здесь тоже есть снег. Говорят, где-то ближе к полюсам. Но там всегда дуют страшной силы ветра и водятся кровожадные твари. Правительство решило, что наиболее пригодна к жизни колонистов только узкая полоска в умеренном поясе. Если сравнивать с картинками из книг, то местные горы — просто плоские кочки по сравнению с тем же Эверестом. Сид запомнил красивое название. Он всегда хорошо запоминал необычные, певучие слова.
Например, как «Лорэлай».
Сид чуть вздрогнул, помотав головой. В последнее время его подтачивает крохотный червячок сомнения. Как будто кто-то выбил почву из-под ног, и всё стало зыбким и спорным. Лорэлай — недостижимое божество, наполнившее жизнь Сида смыслом, совершенство и легенда. Но с некоторых пор Сид всё чаще думал о Дагмаре. Совсем не совершенство. Божество — может быть. Всё-таки, как сказал сам корпорат, он есть Танатос. Ласковый Танатос с невероятно обаятельной улыбкой и добрыми тёмными глазами. У Лорэлая глаза тоже тёмные. Не добрые. Дагмар — тёплый и живой, здесь и сейчас. Он может прикоснуться, и к нему можно прикоснуться. А Дива — великолепно отретушированная фотография. Нет, конечно же, на этой фотографии — живое существо, которое тоже где-то обитает, к кому-то прикасается, и кто-то прикасается к нему. Но Сид начал потихоньку сомневаться — а так ли уж всепоглощающа его любовь к портрету и голосу.
Одиночество и неспешные прогулки по многочисленным коридорам, переходам и громадным застеклённым лоджиям небоскрёба помогали Сиду немного разобраться в своих мыслях. Дагмар — это одно, добрый покровитель, может быть даже друг. Хотя, друзья всё-таки должны быть равны… А Дива — это совсем другое. Это любовь и стержень бытия. Это Дива.
— Подумать только, какие люди! — раздался рядом до боли знакомый голос, который заставил нервы Сида мгновенно ощетиниться стальными шипами.
Йохан Драг стоял тут же, немного облокотившись на перила. Сид на секунду подумал, что его вполне можно было бы спихнуть вниз, на выложенный затейливой мозаикой пол. За все страдания.
Но не сделал этого, а даже протянул руку для пожатия.
